о слезами смотрела, как замелькали палочки, как дети жадно глотали кашу.
— Скорей, а то мы вообще больше не будем есть на этом свете, — сказал Исао. Его изможденное лицо с исхудалыми скулами и глубоко запавшими глазами могло быть лицом человека любого возраста; труд и заботы последних лет превратили его в старика, хотя ему исполнился лишь двадцать один год. Из его платья без рукавов были видны руки с синими веками и стальными мускулами. Веселая молодая улыбка давно исчезла, ее заменила постоянная насупленность, выражавшая недовольство, усталость и напряжение.
— Идемте, дети, — сказала Шинобу. — Мы уходим сейчас же.
— Можно мне взять куклу, мама? — спросила Акика.
— Да, только скорее, детка, — ответила мать. — Она повернулась к Исао, который с тревогой выглядывал из-за занавески, служившей дверью. — Мы идем, идем, — сказала она успокаивающим тоном.
Исао отодвинул занавеску и подтолкнул Шинобу и детей к выходу.
— Нам надо было уйти вчера, — сказал он нервно. — С моей стороны было безумием поддаться на твои уговоры.
— Это был несчастливый день. Нельзя было уходить, когда предзнаменования были плохими.
— Надеюсь, ты права. Если твой бонза не сможет нам теперь помочь, тогда мы погибли, независимо от того, счастливый сегодня день или нет.
Шинобу торопливо шла по проселочной дороге к опушке леса. Она была уверена, что решила правильно. Начать путешествие в несчастливый день означало бы обречь семью на неудачу.
— Бонза поможет нам, — сказала она через плечо. — Он хороший человек. Он тысячу раз говорил, что ненавидит помещиков, которые так плохо с нами обращаются. Он поможет, я уверена.
Несмотря на то, что над их чо — тремя акрами земли — светило утреннее солнце, в лесу было темно и прохладно. Сквозь деревья пробивались только от
— Скорей, а то мы вообще больше не будем есть на этом свете, — сказал Исао. Его изможденное лицо с исхудалыми скулами и глубоко запавшими глазами могло быть лицом человека любого возраста; труд и заботы последних лет превратили его в старика, хотя ему исполнился лишь двадцать один год. Из его платья без рукавов были видны руки с синими веками и стальными мускулами. Веселая молодая улыбка давно исчезла, ее заменила постоянная насупленность, выражавшая недовольство, усталость и напряжение.
— Идемте, дети, — сказала Шинобу. — Мы уходим сейчас же.
— Можно мне взять куклу, мама? — спросила Акика.
— Да, только скорее, детка, — ответила мать. — Она повернулась к Исао, который с тревогой выглядывал из-за занавески, служившей дверью. — Мы идем, идем, — сказала она успокаивающим тоном.
Исао отодвинул занавеску и подтолкнул Шинобу и детей к выходу.
— Нам надо было уйти вчера, — сказал он нервно. — С моей стороны было безумием поддаться на твои уговоры.
— Это был несчастливый день. Нельзя было уходить, когда предзнаменования были плохими.
— Надеюсь, ты права. Если твой бонза не сможет нам теперь помочь, тогда мы погибли, независимо от того, счастливый сегодня день или нет.
Шинобу торопливо шла по проселочной дороге к опушке леса. Она была уверена, что решила правильно. Начать путешествие в несчастливый день означало бы обречь семью на неудачу.
— Бонза поможет нам, — сказала она через плечо. — Он хороший человек. Он тысячу раз говорил, что ненавидит помещиков, которые так плохо с нами обращаются. Он поможет, я уверена.
Несмотря на то, что над их чо — тремя акрами земли — светило утреннее солнце, в лесу было темно и прохладно. Сквозь деревья пробивались только от
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
