ое лето.
Запах у соснового бора, если лето жаркое, удивительно сильный. Если болит душа, то стоит побыть в сосновом бору в жаркий полдень, посмотреть на подсохшие, розовые от солнечных лучей стволы, прислушаться к птицам и мошкаре, и уйдут все тревоги – уж очень хорош сосновый бор, да еще если под ногами мелькает красная земляничка или голубеют кустики спелой черники. Господи, как же хорошо!
На речке, где мы купались, каждый изгибчик имел название: «окунячий», «ершачий» –рыбы в этой живописной речушке было много.
Собственного дома у нас уже не было – родители моего отца умерли, и мы снимали жилье у кого-нибудь из соседей: все жители деревни были как бы родней, то дяди, то сватьи, то крестные, то братья… Запомнились мне девичьи гулянья. Как только выглядывал месяц, раздавался звук гармошки, из каждого дома выбегала принаряженная девушка, и шли они широким рядом, распевая песни, а потом на пятачке у околицы долго-долго плясали, пели частушки и видели мы – маленькие девчушки,– как загорались глаза у парней и девушек и возникали первые романы, которые часто кончались свадьбой. Я дружила с домом Ананьевых, там было четыре белобрысых сестрички: Надя, Валя, Рима, Тамара. С Валей мы были особенно дружны. Мы и по возрасту подходили, и характерами сошлись. Мы до сих пор переписываемся, рассказывая друг другу о разных бытовых мелочах.
Я не застала родителей моего отца, но самого отца в деревне все очень любили и иногда даже говорили: «Кузьма у нас святой человек».
Ну вот и подошла я к тому моменту, когда надо рассказать о моем отце, к которому я относилась и отношусь с великой нежностью, гордостью и состраданием. Прошло уже больше сорока лет, как его нет на свете, а доброта его, совесть редчайшая, чистота человеческая, деликатность
Запах у соснового бора, если лето жаркое, удивительно сильный. Если болит душа, то стоит побыть в сосновом бору в жаркий полдень, посмотреть на подсохшие, розовые от солнечных лучей стволы, прислушаться к птицам и мошкаре, и уйдут все тревоги – уж очень хорош сосновый бор, да еще если под ногами мелькает красная земляничка или голубеют кустики спелой черники. Господи, как же хорошо!
На речке, где мы купались, каждый изгибчик имел название: «окунячий», «ершачий» –рыбы в этой живописной речушке было много.
Собственного дома у нас уже не было – родители моего отца умерли, и мы снимали жилье у кого-нибудь из соседей: все жители деревни были как бы родней, то дяди, то сватьи, то крестные, то братья… Запомнились мне девичьи гулянья. Как только выглядывал месяц, раздавался звук гармошки, из каждого дома выбегала принаряженная девушка, и шли они широким рядом, распевая песни, а потом на пятачке у околицы долго-долго плясали, пели частушки и видели мы – маленькие девчушки,– как загорались глаза у парней и девушек и возникали первые романы, которые часто кончались свадьбой. Я дружила с домом Ананьевых, там было четыре белобрысых сестрички: Надя, Валя, Рима, Тамара. С Валей мы были особенно дружны. Мы и по возрасту подходили, и характерами сошлись. Мы до сих пор переписываемся, рассказывая друг другу о разных бытовых мелочах.
Я не застала родителей моего отца, но самого отца в деревне все очень любили и иногда даже говорили: «Кузьма у нас святой человек».
Ну вот и подошла я к тому моменту, когда надо рассказать о моем отце, к которому я относилась и отношусь с великой нежностью, гордостью и состраданием. Прошло уже больше сорока лет, как его нет на свете, а доброта его, совесть редчайшая, чистота человеческая, деликатность
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
