тавалась девушкой? Все молодые господа досыта наиграются с ней. Лучше быть первым с безобразной женщиной, чем сотым с красавицей. Не думаешь ли ты, что твои крестьянские руки понравятся красивой женщине больше, чем нежные руки богача, и что твое загорелое лицо покажется ей лучше, чем золотистая кожа тех, кто брал ее для удовольствия?
Ван-Лун знал, что отец говорит правду, тем не менее ему пришлось пережить внутреннюю борьбу со своей плотью. Потом он сказал резко:
— Я не женюсь на ней, если она рябая или с заячьей губой.
— Посмотрим, есть ли из чего выбирать, — отвечал отец.
Женщина оказалась не рябая и не с заячьей губой. Это было ему известно, но это было и все. Они с отцом купили два серебряных золоченых кольца и серебряные серьги, которые отец отнес к хозяину женщины в знак помолвки. И больше Ван-Лун ничего не знал о своей будущей жене. Разве только то, что сегодня он может пойти за ней и привести ее.
Он вошел под прохладные и темные своды городских ворот. Мимо ворот целый день сновали водоносы, везя тачки, нагруженные большими кадками воды, и вода плескалась из кадок на каменные плиты. Под воротами, пробитыми в толстой стене, сложенной из кирпича и глины, всегда было сыро и прохладно, — прохладно даже в летний день. И продавцы дынь раскладывали на каменных плитах свой товар — дыни, разрезанные пополам, утоляющие жажду своей сочной и прохладной мякотью. Дынь еще не было, время для них еще не пришло, но корзины мелких и жестких зеленых персиков стояли вдоль стен, и продавцы выкрикивали:
— Первые весенние персики, первые персики! Покупайте и ешьте, очищайте ваши желудки от зимней отравы!
Ван-Лун подумал: «Если она их любит, я куплю ей пригоршню, когда мы пойдем обратно».
Е
Ван-Лун знал, что отец говорит правду, тем не менее ему пришлось пережить внутреннюю борьбу со своей плотью. Потом он сказал резко:
— Я не женюсь на ней, если она рябая или с заячьей губой.
— Посмотрим, есть ли из чего выбирать, — отвечал отец.
Женщина оказалась не рябая и не с заячьей губой. Это было ему известно, но это было и все. Они с отцом купили два серебряных золоченых кольца и серебряные серьги, которые отец отнес к хозяину женщины в знак помолвки. И больше Ван-Лун ничего не знал о своей будущей жене. Разве только то, что сегодня он может пойти за ней и привести ее.
Он вошел под прохладные и темные своды городских ворот. Мимо ворот целый день сновали водоносы, везя тачки, нагруженные большими кадками воды, и вода плескалась из кадок на каменные плиты. Под воротами, пробитыми в толстой стене, сложенной из кирпича и глины, всегда было сыро и прохладно, — прохладно даже в летний день. И продавцы дынь раскладывали на каменных плитах свой товар — дыни, разрезанные пополам, утоляющие жажду своей сочной и прохладной мякотью. Дынь еще не было, время для них еще не пришло, но корзины мелких и жестких зеленых персиков стояли вдоль стен, и продавцы выкрикивали:
— Первые весенние персики, первые персики! Покупайте и ешьте, очищайте ваши желудки от зимней отравы!
Ван-Лун подумал: «Если она их любит, я куплю ей пригоршню, когда мы пойдем обратно».
Е
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
