рбст, по четыре раза за ночь, вооруженный кремневым ружьем, выскакивал во тьму, в полной уверенности, что воры покушаются на его запасы зерна в амбаре, или ласка, а не то лисица, роет подкоп в курятник. Однако запасы и домашняя птица оставались в неприкосновенности.Напротив, казалось, чьи-то таинственные визиты полезны для хозяйства. Куры лучше неслись, у коров гладко блестела начищенная скребницей шерсть, а на их задних ногах и вымени не замечалось и следа навоза. А наичистейше вымытые окна даже в пасмурную погоду сияли так, будто снаружи в них било солнце, как на Троицын день.Но Цезарь поскуливал, не умея изъяснить причины своего беспокойства.— Дело нечисто, — твердила недоверчивая крестьянка.— Бабьи бредни, — отмахивался муж.— Я выслежу, на кого лает Цезарь, — сказал Клаус.— Дитя мое, осторожность — прежде всего. Стоит ли подвергать жизнь опасности? Спи спокойно по ночам!Для Клауса, тем не менее, дороже показалось не предостережение матери, а молчаливое одобрение отца. И то — надо же мальчику когда-либо становиться мужчиной! А Клаус растет таким мечтательным, точно барышня: ему не во вред столкнуться с опасностью воочию. Тем более, что опасность, кажется, не чересчур страшна…И правда, дивный ребенок был этот Клаус Дамменхербст! Но не подумайте, что был он тих и благонравен, точно ангел, никогда не бегал, не кричал, не рвал одежду, забираясь на деревья, и не дрался со сверстниками — всего этого хватало в избытке. Но, помимо того, что-то еще в нем присутствовало — какой-то неведомый замес или, не исключено, примесь — что заставляло его выискивать в облаках и потеках дождя на стекле черты лиц обитателей неведомого царства и часами наблюдать в своем воображении свободно рождающиеся подробности этого мира, а точнее, миров…
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
