су пополудни, посвящать своим манускриптам, им одним.
– Простите… простите, – бормотал он, после длинного нетерпеливо-резкого звонка появляясь в моем тесном кабинете. – Я сознаю… Однако же, решился… Должен…
Он смотрел мимо меня, косо, на стеллажи, опасаясь, видимо, что если наши взгляды встретятся, решимость его не выдержит.
– Должен! – повторил он. – Мало того, что отвлекаю от занятий, принужден еще и увезти вас… В Институт кристаллографии к академику Рысакову. Пожалуйста, пожалуйста, не спорьте! Нет, это ничего, что предмет деревянного, а не кристаллического существа. Я консультировался. Такси у подъезда. И счетчик включен.
Странно, но именно упоминание о счетчике решило вопрос. Есть какая-то сила в стучащем – хотя я и не слышал его – торопящем, зовущем в путь счетчике, как в торопящем тиканье часов, в лихорадочном биении сердца.
К тому же я знал, что Иван Иванович не позволит мне заплатить за такси, а средства его крайне ограниченны.
Я накинул плащ, бросив тоскливый взгляд на валяющуюся среди бумаг лупу.
В лифте я ворчливо справился у Лухова:
– Тоже из клоба реликтов ваш Рысаков?
«Клоб реликтов», – именно с этим отмирающим «клоб» вместо «клуб», выражение Лухова. Им он объединяет многочисленных знакомых, людей самых различных специальностей – археологов, музыкантов, математиков, филологов, физиков, даже цветоводов, проявляющих глубокий интерес к старине.
– Да, да… Реликт. Но совсем молодой человек. Талантливейший. Превосходных душевных качеств, вы сами убедитесь, – многословно отозвался Иван Иванович, принимая вопрос за формулу примирения.
Рысаков встретил нас чрезвычайно приветливо, а с Луховым даже облобызался.
В тонком и подвижном лице Олега Модестовича Рысакова поражали темные блестящие глаза. И не своим особенным
– Простите… простите, – бормотал он, после длинного нетерпеливо-резкого звонка появляясь в моем тесном кабинете. – Я сознаю… Однако же, решился… Должен…
Он смотрел мимо меня, косо, на стеллажи, опасаясь, видимо, что если наши взгляды встретятся, решимость его не выдержит.
– Должен! – повторил он. – Мало того, что отвлекаю от занятий, принужден еще и увезти вас… В Институт кристаллографии к академику Рысакову. Пожалуйста, пожалуйста, не спорьте! Нет, это ничего, что предмет деревянного, а не кристаллического существа. Я консультировался. Такси у подъезда. И счетчик включен.
Странно, но именно упоминание о счетчике решило вопрос. Есть какая-то сила в стучащем – хотя я и не слышал его – торопящем, зовущем в путь счетчике, как в торопящем тиканье часов, в лихорадочном биении сердца.
К тому же я знал, что Иван Иванович не позволит мне заплатить за такси, а средства его крайне ограниченны.
Я накинул плащ, бросив тоскливый взгляд на валяющуюся среди бумаг лупу.
В лифте я ворчливо справился у Лухова:
– Тоже из клоба реликтов ваш Рысаков?
«Клоб реликтов», – именно с этим отмирающим «клоб» вместо «клуб», выражение Лухова. Им он объединяет многочисленных знакомых, людей самых различных специальностей – археологов, музыкантов, математиков, филологов, физиков, даже цветоводов, проявляющих глубокий интерес к старине.
– Да, да… Реликт. Но совсем молодой человек. Талантливейший. Превосходных душевных качеств, вы сами убедитесь, – многословно отозвался Иван Иванович, принимая вопрос за формулу примирения.
Рысаков встретил нас чрезвычайно приветливо, а с Луховым даже облобызался.
В тонком и подвижном лице Олега Модестовича Рысакова поражали темные блестящие глаза. И не своим особенным
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
