одинокая сосна, как старый друг, стояла рядом.
— Связь, что соединяет вас, не порвать даже смертью, — шелестел голос. — Тебе суждено быть её хранителем. На тебе моё благословение.
Прохладные губы мягко коснулись моего лба. Если бы я могла заплакать, я бы заплакала. Боль в груди была острой, но столь же острым было и наслаждение, которое к ней примешивалось. Оно обняло меня и заставило выгнуться дугой, а лёгкая белая рука уже гладила меня по шерсти… Стоп, откуда у меня шерсть? Я что — кошка?
— Ну, ты же сама говорила, что ты — кошка, гуляющая сама по себе, вот и будь ею, — улыбнулась Леледа, и с её дрогнувших ресниц упали две искорки покрывавшей их мерцающей пыльцы… или это были слёзы?
Вот так, хозяйка, я и стала твоей кошкой. Когда у тебя начались роды, я вспрыгнула тебе на живот и забрала себе всю боль, и ты родила с улыбкой на губах. Доктор Гермиона хотела меня прогнать, но ты обняла меня и сказала, что я останусь. И я осталась, и мне довелось услышать первый крик твоей дочки и твой счастливый смех, а потом слизывать с твоих щёк слёзы радости. И знаешь, в этот момент мне было совсем не больно.
Сейчас я лежу в кроватке рядом с малышкой и мурлычу ей колыбельную. За окном падает снег, в камине потрескивает огонь, а в моей груди, под проплешинкой, тихонько ноет. Ноет с каждым днём всё слабее, и я надеюсь, что однажды совсем перестанет.
— Ах вот ты где! — Твои руки подхватывают меня, а губы щекочут мне уши и нос. — Присматриваешь за малышкой? Молодец! Спасибо тебе, моя родная киса.
Ты прижимаешь меня к груди, и я перебираюсь чуть левее — туда, где сердце. Так лучше, боль совсем пропадает. Ты целуешь меня в нос, а я жмурюсь и чихаю. Ты смеёшься.
У меня была мечта — стать свобо
— Связь, что соединяет вас, не порвать даже смертью, — шелестел голос. — Тебе суждено быть её хранителем. На тебе моё благословение.
Прохладные губы мягко коснулись моего лба. Если бы я могла заплакать, я бы заплакала. Боль в груди была острой, но столь же острым было и наслаждение, которое к ней примешивалось. Оно обняло меня и заставило выгнуться дугой, а лёгкая белая рука уже гладила меня по шерсти… Стоп, откуда у меня шерсть? Я что — кошка?
— Ну, ты же сама говорила, что ты — кошка, гуляющая сама по себе, вот и будь ею, — улыбнулась Леледа, и с её дрогнувших ресниц упали две искорки покрывавшей их мерцающей пыльцы… или это были слёзы?
Вот так, хозяйка, я и стала твоей кошкой. Когда у тебя начались роды, я вспрыгнула тебе на живот и забрала себе всю боль, и ты родила с улыбкой на губах. Доктор Гермиона хотела меня прогнать, но ты обняла меня и сказала, что я останусь. И я осталась, и мне довелось услышать первый крик твоей дочки и твой счастливый смех, а потом слизывать с твоих щёк слёзы радости. И знаешь, в этот момент мне было совсем не больно.
Сейчас я лежу в кроватке рядом с малышкой и мурлычу ей колыбельную. За окном падает снег, в камине потрескивает огонь, а в моей груди, под проплешинкой, тихонько ноет. Ноет с каждым днём всё слабее, и я надеюсь, что однажды совсем перестанет.
— Ах вот ты где! — Твои руки подхватывают меня, а губы щекочут мне уши и нос. — Присматриваешь за малышкой? Молодец! Спасибо тебе, моя родная киса.
Ты прижимаешь меня к груди, и я перебираюсь чуть левее — туда, где сердце. Так лучше, боль совсем пропадает. Ты целуешь меня в нос, а я жмурюсь и чихаю. Ты смеёшься.
У меня была мечта — стать свобо
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
