дываться на тамбур, чтобы Василий Иванович не сбежал.
Он и не думал бежать. Он стоял, прижавшись лбом к холодному стеклу, и беззвучно шевелил губами. Анька ничего не слышала. Она пила кофе из жестяной крышки и со, стыдом чувствовала, что не может унять дрожи. Только сейчас ей стало по-настоящему страшно.
– Не одна в поле дороженька,
Не одна колокольная, –
тихонько мычал Василий Иванович, обливаясь слезами. –
Не одна в поле дороженька,
Не одна подневольная.
Не одна в поле дороженька,
Не одна баламутная,
Не одна в поле дороженька,
Не одна бесприютная…
Ну вот, все и поехали. Чух-чух-чух.
Не одна в поле дороженька,
Не одна беспечальная,
Не одна в поле дороженька,
Не одна безначальная.
Не одна в поле дороженька,
Не одна бессердечная,
Не одна в поле дороженька,
Не одна бесконечная.
Он и не думал бежать. Он стоял, прижавшись лбом к холодному стеклу, и беззвучно шевелил губами. Анька ничего не слышала. Она пила кофе из жестяной крышки и со, стыдом чувствовала, что не может унять дрожи. Только сейчас ей стало по-настоящему страшно.
– Не одна в поле дороженька,
Не одна колокольная, –
тихонько мычал Василий Иванович, обливаясь слезами. –
Не одна в поле дороженька,
Не одна подневольная.
Не одна в поле дороженька,
Не одна баламутная,
Не одна в поле дороженька,
Не одна бесприютная…
Ну вот, все и поехали. Чух-чух-чух.
Не одна в поле дороженька,
Не одна беспечальная,
Не одна в поле дороженька,
Не одна безначальная.
Не одна в поле дороженька,
Не одна бессердечная,
Не одна в поле дороженька,
Не одна бесконечная.
Навигация с клавиатуры: следующая страница -
или ,
предыдущая -