профессию и театр. Как же, столько лет упорного труда, тренировок, пота, режима, диеты – жалко, если никто этого не увидит и не оценит. Перерыв – полчаса! – громко крикнул он.
Гриневич и Настя пошли в буфет и взяли по чашке невкусного, чуть теплого кофе.
– Как ты живешь, Настюша? Как дома, на работе?
– Все то же самое. Мама в Швеции, папа преподает, на пенсию пока не собирается. Одни люди убивают других и почему-то не хотят, чтобы их за это наказывали. Ничего нового в жизни не происходит.
Гриневич легко погладил Настю по руке.
– Устала?
– Очень, – кивнула она, не поднимая глаз от чашки.
– Может, тебе твоя работа надоела?
– Ты что! – Настя вскинула глаза и укоризненно взглянула на помрежа.
– Что ты такое говоришь! Я ужасно устаю от своей работы, в ней мною грязи, в прямом и переносном смысле, но я ее люблю. Ты же знаешь, Гена, я много чего умею, я могла бы даже переводчицей зарабатывать намного больше, не говоря уж о репетиторстве. Но я ничем не хочу заниматься, кроме своей работы.
– Замуж не вышла?
– Дежурный вопрос! – засмеялась Настя. – Ты мне задаешь его каждый раз, когда мы встречаемся.
– А ответ?
– Тоже дежурный. Я же сказала: ничего нового в моей жизни не происходит.
– Но у тебя есть кто-нибудь?
– Конечно. Все тот же Леша Чистяков. Тоже дежурный.
Гриневич отставил чашку и внимательно посмотрел на Настю.
– Послушай, тебе не кажется, что ты просто соскучилась в своей однообразной жизни? Ты мне сегодня совсем не нравишься. Я впервые вижу тебя такой, а ведь я знаю тебя… дай Бог памяти…
– Двадцать четыре года, – подсказала Настя. – Когда вы переехали в наш дом, мне было девять, а тебе – четырнадцать. Тебя как раз должны были в комсомол принимать, но из-за переезда тебе пришлось перейти в другую школу, а там сказали, чт
Гриневич и Настя пошли в буфет и взяли по чашке невкусного, чуть теплого кофе.
– Как ты живешь, Настюша? Как дома, на работе?
– Все то же самое. Мама в Швеции, папа преподает, на пенсию пока не собирается. Одни люди убивают других и почему-то не хотят, чтобы их за это наказывали. Ничего нового в жизни не происходит.
Гриневич легко погладил Настю по руке.
– Устала?
– Очень, – кивнула она, не поднимая глаз от чашки.
– Может, тебе твоя работа надоела?
– Ты что! – Настя вскинула глаза и укоризненно взглянула на помрежа.
– Что ты такое говоришь! Я ужасно устаю от своей работы, в ней мною грязи, в прямом и переносном смысле, но я ее люблю. Ты же знаешь, Гена, я много чего умею, я могла бы даже переводчицей зарабатывать намного больше, не говоря уж о репетиторстве. Но я ничем не хочу заниматься, кроме своей работы.
– Замуж не вышла?
– Дежурный вопрос! – засмеялась Настя. – Ты мне задаешь его каждый раз, когда мы встречаемся.
– А ответ?
– Тоже дежурный. Я же сказала: ничего нового в моей жизни не происходит.
– Но у тебя есть кто-нибудь?
– Конечно. Все тот же Леша Чистяков. Тоже дежурный.
Гриневич отставил чашку и внимательно посмотрел на Настю.
– Послушай, тебе не кажется, что ты просто соскучилась в своей однообразной жизни? Ты мне сегодня совсем не нравишься. Я впервые вижу тебя такой, а ведь я знаю тебя… дай Бог памяти…
– Двадцать четыре года, – подсказала Настя. – Когда вы переехали в наш дом, мне было девять, а тебе – четырнадцать. Тебя как раз должны были в комсомол принимать, но из-за переезда тебе пришлось перейти в другую школу, а там сказали, чт
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
