, с ожесточением прожевывая сухую корочку хлеба. — Аспиды!..
— Да чем они вас так обидели, Осип Иваныч?
— Как чем?.. Сегодня какой день… а? — грозно приступил он ко мне, размахивая руками. — Какой день?
— Кажется, двадцать третье апреля…
— Вот то-то и есть: «кажется»… Вы бы в моей коже посидели, тогда на носу себе зарубили бы этот денек… двадцать третьего апреля — Егория вешнего — поняли? Только ленивая соха в поле не выезжает после Егория… Ну, обыкновенно, сплав затянулся, а пришел Егорий — все мужичье и взбеленилось: подай им сплав, хоть роди. Давеча так меня обступили, так с ножом к горлу и лезут… А я разве виноват, что весна выпала нынче поздняя?..
Наругавшись всласть и пропустив еще две рюмки, Осип Иваныч совсем другим тоном проговорил:
— Пойдемте со мной, посмотрите, как мы в смоле кипим. Сначала надо завернуть в кабак…
— Зачем?
— Народ гнать на работу. Только отвернись — сейчас в кабак… Я вам говорю: разбойники и протоканальи! А всех хуже наши каменские… Заберут задатки и в кабак, а там как хочешь и выворачивайся, хоть сам сталкивай барки в воду да грузи!..
В передней мы натолкнулись на мужика в разорванной красной рубахе; одной рукой он держался за стену, стараясь сохранить равновесие. По красному лицу и блуждающему взгляду мутных глаз можно было принять этого мужика за труднобольного, если бы от него не отдавало на целую версту специфическим ароматом перегорелой водки.
— Это ты, Савоська? — окликнул мужика Осип Иваныч.
— А то как же… я… я!..
— Чего тебе надо?
Мужик только что раскрыл рот для необходимых объяснений, как Осип Иваныч уже обрушился на него с необыкновенным азартом:
— Да ты где, каналья, ша
— Да чем они вас так обидели, Осип Иваныч?
— Как чем?.. Сегодня какой день… а? — грозно приступил он ко мне, размахивая руками. — Какой день?
— Кажется, двадцать третье апреля…
— Вот то-то и есть: «кажется»… Вы бы в моей коже посидели, тогда на носу себе зарубили бы этот денек… двадцать третьего апреля — Егория вешнего — поняли? Только ленивая соха в поле не выезжает после Егория… Ну, обыкновенно, сплав затянулся, а пришел Егорий — все мужичье и взбеленилось: подай им сплав, хоть роди. Давеча так меня обступили, так с ножом к горлу и лезут… А я разве виноват, что весна выпала нынче поздняя?..
Наругавшись всласть и пропустив еще две рюмки, Осип Иваныч совсем другим тоном проговорил:
— Пойдемте со мной, посмотрите, как мы в смоле кипим. Сначала надо завернуть в кабак…
— Зачем?
— Народ гнать на работу. Только отвернись — сейчас в кабак… Я вам говорю: разбойники и протоканальи! А всех хуже наши каменские… Заберут задатки и в кабак, а там как хочешь и выворачивайся, хоть сам сталкивай барки в воду да грузи!..
В передней мы натолкнулись на мужика в разорванной красной рубахе; одной рукой он держался за стену, стараясь сохранить равновесие. По красному лицу и блуждающему взгляду мутных глаз можно было принять этого мужика за труднобольного, если бы от него не отдавало на целую версту специфическим ароматом перегорелой водки.
— Это ты, Савоська? — окликнул мужика Осип Иваныч.
— А то как же… я… я!..
— Чего тебе надо?
Мужик только что раскрыл рот для необходимых объяснений, как Осип Иваныч уже обрушился на него с необыкновенным азартом:
— Да ты где, каналья, ша
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
