ессловесные терпеливы, ни на что не жалуются, не то что словесные…
Я набрался смелости и провел рукой по голове овчарки. Она не огрызнулась: видимо, начинала понимать меня. Высохшая шерсть свалялась на боках паклей. А на спине сединой проступала соль.
Потом пришел ветеринар. Грязный халат висел на нем мешком.
Руки скрючены. Лицо желтое, морщинистое. Под губой жидкий хохолок-бородка. Шея тонкая, под кожей кадык величиной с абрикосовую косточку. Ветеринар мне не понравился. Меня охватила мелкая дрожь. Я подумал, что как только мы переступим порог кабинета, старик сделает свое дело, и собаки не станет. Если бы можно было схватить собаку за поводок и убежать! Но разве она побежит со мной? Собака сидела смирно. Только порой поворачивала голову и смотрела на своего друга. Она смотрела как-то грустно и вопросительно. Пограничник отводил глаза.
Подошла наша очередь. Мы вошли. Старик сидел за столом и чтото записывал в толстую книгу. В уголке рта у него торчала давно погасшая папироска.
– Что у вас? – сухо спросил он, не поднимая головы и продолжая писать.
Мы молча переглянулись. Он бросил писать.
– У вас язык отнялся?
Старик уставился на пограничника, потом на меня и остановил взгляд на собаке. Он сосал погасшую папироску и долго рассматривал собаку, словно рассчитывал узнать от нее больше, чем от нас.
Пограничник понял, что больше молчать нельзя, он сказал:
– Я с заставы… Прислали усыпить собаку. Но вот тут нашелся парень, он легонько подтолкнул меня вперед. – Он хочет взять ее.
Но мне нужен документ.
Ветеринар резко повернулся ко мне и спросил:
– Ему собаку?
– Ему, – подтвердил пограничник.
– Не справится, – буркнул старик.
Я понял, что сейчас все пропадет, и в отчаянии крикнул:
– Справится!
Старик впился в меня маленькими слю
Я набрался смелости и провел рукой по голове овчарки. Она не огрызнулась: видимо, начинала понимать меня. Высохшая шерсть свалялась на боках паклей. А на спине сединой проступала соль.
Потом пришел ветеринар. Грязный халат висел на нем мешком.
Руки скрючены. Лицо желтое, морщинистое. Под губой жидкий хохолок-бородка. Шея тонкая, под кожей кадык величиной с абрикосовую косточку. Ветеринар мне не понравился. Меня охватила мелкая дрожь. Я подумал, что как только мы переступим порог кабинета, старик сделает свое дело, и собаки не станет. Если бы можно было схватить собаку за поводок и убежать! Но разве она побежит со мной? Собака сидела смирно. Только порой поворачивала голову и смотрела на своего друга. Она смотрела как-то грустно и вопросительно. Пограничник отводил глаза.
Подошла наша очередь. Мы вошли. Старик сидел за столом и чтото записывал в толстую книгу. В уголке рта у него торчала давно погасшая папироска.
– Что у вас? – сухо спросил он, не поднимая головы и продолжая писать.
Мы молча переглянулись. Он бросил писать.
– У вас язык отнялся?
Старик уставился на пограничника, потом на меня и остановил взгляд на собаке. Он сосал погасшую папироску и долго рассматривал собаку, словно рассчитывал узнать от нее больше, чем от нас.
Пограничник понял, что больше молчать нельзя, он сказал:
– Я с заставы… Прислали усыпить собаку. Но вот тут нашелся парень, он легонько подтолкнул меня вперед. – Он хочет взять ее.
Но мне нужен документ.
Ветеринар резко повернулся ко мне и спросил:
– Ему собаку?
– Ему, – подтвердил пограничник.
– Не справится, – буркнул старик.
Я понял, что сейчас все пропадет, и в отчаянии крикнул:
– Справится!
Старик впился в меня маленькими слю
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
