продолжали еще с нотами в руках подставлять ноги один другому, щипаться и плеваться. И, несмотря на то, что регент кричал на них беспрестанно, по всему заметно было, что они его плохо боялись. - Ну, начинать, начинать, проворней! По местам! - говорил регент. Куликов, прошли вы с дишкантами милосердия двери? - Прошел-с, - отвечал бледный курчавый тенор. - Только я хотел вам доложить, Иван Степаныч, насчет Петьки; с ним просто смерть. Очень уж полутонит; сил никаких нет. Только других сбивает. - Петька! долго ли мне с тобой терзаться? Вот постой! Я с тобой ужо справлюсь. Петька - бойкий, востроглазый дискант, сделал серьезное лицо и стал пристально смотреть в ноты. - По местам! По местам! - кричал регент, садясь за фортепьяно. - От кого это водкой пахнет? Миротворцев! Это вы? Как же вам не стыдно? - Это я, Иван Степаныч, ноги натираю; они у меня простужены, так мне знакомый лекарь посоветовал. - Смотрите, простужены! Должно быть, на похоронах вчера простудили. - Да-с, на похоронах. - То-то я вижу; лицо-то у вас измято. - Нет, ей-богу-с. - Ну, хорошо, хорошо. Что ж вы, господа! Бас! Разве не знаете? К печке. Бас угрюмо и нехотя стал у печки. - А вы, Павел Иваныч? Точно маленький: что говори, что нет. Павел Иваныч, небритый и мрачный октавистый бас, задумчиво смотрел в потолок. - Павел Иваныч! - Чего-с? - Вам чтo говорят? А Вы чего-с. Тьфу ты!.. Да где ваше место? Павел Иваныч не двигался с места и так же задумчиво стал смотреть в ноты. - Иван Степаныч! Петька дерется-с, - жаловался один альт. - Петька! - Да я, Иван Степаныч... - Молчи, покуда я не встал. Ну-с! - регент взял несколько аккордов. - Слушайте! Начинать всем в piano: * верую во единого бога отца... Говорим, чтоб всякое слово было слышно; бас ворковать, вот так
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
