л брюки и свитер и подошел к окну. В конусе света от уличного фонаря роились снежинки.
Откуда-то донесся собачий лай, перешедший в протяжный заунывный вой, оборвавшийся на высокой ноте. Финн поежился и отошел от окна. Ему вдруг ужасно захотелось выпить, и он пошел было в прихожую, но возле вешалки остановился. И долго стоял, понимая, но не желая признаваться себе, что не хочет выходить на улицу, потому что ему страшно…
Хрипло задребезжал дверной звонок. Рванулось вниз сердце. Мелкие капельки пота выступили на верхней губе.
— Кто? — хрипло спросил он.
И — отпустили сжимавшие голову и шею тиски: он услышал голос соседа с первого этажа:
— Да я это! Отворяй!
Финн перевел дух и открыл дверь. Вместе с краснолицым соседом в прихожей появился отчетливый запах перегара
— Здорово, здорово! — звонким тенорком восклицал сосед, хлопая его по плечам и пожимая руку. — А я иду домой, вижу — свет над нами горит! Ого, думаю! Надо зайти, проведать соседа! Отметить, так сказать, прибытие в родные края!
С этими словами сосед распахнул полы зимней куртки, и Финн увидел, что из боковых карманов его брюк торчат бутылочные горлышки. Финн усмехнулся:
— Ты, Варламыч, молодец. Правильно соображаешь. Только вот закусывать у меня нечем.
Сосед заметно приуныл.
— Но деньги имеются, — уточнил Финн и, засунув руку в карман висящего на вешалке Полушубка, вытащил оттуда несколько светло-голубых купюр.
Сосед просиял:
— Дак я это… Мигом обернусь! Раз — и готово!
И не соврал — действительно вернулся очень скоро, выгрузил из пакета сыр, колбасу, селедку, хлеб, несколько консервных банок, пакет с карамелью, еще пару водочных бутылок, выложил на стол три мятые десятки и мелочь и гордо сказал:
— Вот! Все как в Европе! А чужого нам не надо!
«Надо — не надо, а полт
Откуда-то донесся собачий лай, перешедший в протяжный заунывный вой, оборвавшийся на высокой ноте. Финн поежился и отошел от окна. Ему вдруг ужасно захотелось выпить, и он пошел было в прихожую, но возле вешалки остановился. И долго стоял, понимая, но не желая признаваться себе, что не хочет выходить на улицу, потому что ему страшно…
Хрипло задребезжал дверной звонок. Рванулось вниз сердце. Мелкие капельки пота выступили на верхней губе.
— Кто? — хрипло спросил он.
И — отпустили сжимавшие голову и шею тиски: он услышал голос соседа с первого этажа:
— Да я это! Отворяй!
Финн перевел дух и открыл дверь. Вместе с краснолицым соседом в прихожей появился отчетливый запах перегара
— Здорово, здорово! — звонким тенорком восклицал сосед, хлопая его по плечам и пожимая руку. — А я иду домой, вижу — свет над нами горит! Ого, думаю! Надо зайти, проведать соседа! Отметить, так сказать, прибытие в родные края!
С этими словами сосед распахнул полы зимней куртки, и Финн увидел, что из боковых карманов его брюк торчат бутылочные горлышки. Финн усмехнулся:
— Ты, Варламыч, молодец. Правильно соображаешь. Только вот закусывать у меня нечем.
Сосед заметно приуныл.
— Но деньги имеются, — уточнил Финн и, засунув руку в карман висящего на вешалке Полушубка, вытащил оттуда несколько светло-голубых купюр.
Сосед просиял:
— Дак я это… Мигом обернусь! Раз — и готово!
И не соврал — действительно вернулся очень скоро, выгрузил из пакета сыр, колбасу, селедку, хлеб, несколько консервных банок, пакет с карамелью, еще пару водочных бутылок, выложил на стол три мятые десятки и мелочь и гордо сказал:
— Вот! Все как в Европе! А чужого нам не надо!
«Надо — не надо, а полт
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
