заняться коммерцией.Ей навсегда запомнилось то сентябрьское воскресенье, когда после полудня они сидели вдвоем под вьющимся виноградом в саду за домом ее отца. Солнце пробивалось сквозь просветы между листьями, и солнечные блики образовали прихотливый узор, словно на них обоих накинули кружевной шарф. Иные листья были совсем желтые, будто плоские желтые цветы.— Не шевелись! — воскликнул он. — Подумай, никак не пойму, какие у тебя волосы! Яркие, как медь и золото, и красные, будто пламенеющая медь, а где коснулось солнце, золотые пряди. Надо же, и это называется шатенка. Твоя мама говорит, они мышиного цвета.Гертруда взглянула в его заблестевшие глаза, но ясное лицо ее едва ли выдало обуявшую ее радость.— Но ты говоришь, ты коммерцию не любишь, — продолжала она.— Не люблю. Терпеть не могу! — с жаром воскликнул он.— И предпочел бы стать священником, — это прозвучало почти умоляюще.— Да. Предпочел бы, если б думал, что из меня получится выдающийся проповедник.— Тогда почему ж тебе не стать… не стать, кем хочешь? — в голосе ее прозвучал вызов. — Будь я мужчиной, меня бы ничто не остановило.Она гордо вскинула голову. И Джон Филд даже оробел.— Но отец такой упрямый. Он решил определить меня по коммерческой части, и он поставит на своем.— Но ведь ты мужчина! — воскликнула Гертруда.— Этого еще недостаточно, — хмурясь, отвечал Джон, смущенный и беспомощный.Теперь, в Низинном, среди хлопот по хозяйству, уже имея кой-какое представление о том, что значит быть мужчиной, она понимала, что просто быть мужчиной и вправду недостаточно.В двадцать лет из-за слабости здоровья она уехала из Ширнесса. Отец увез семью на родину, в Ноттингем. А отец Джона Филда разорился; и сын отправился учительствовать в Норвуд. Она ничего о нем не знала, п
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
