ургу зимовки, спрятавшись в логах, защищенных от зимнего колючего ветра; в бурундучьем месяце зашумят ущелья потоками, снимаются кочевники с зимовья и ставят летовки у горных вершин. Цветут луга травами в человеческий рост, а бутоны пионов красными шапками качаются в ветерке. Летние месяцы привольные: для скота травы цветистые, человеку солнце, молоко, душистые ягоды, грибы, рассыпчатые корни.
Поют алтайцы богу:
«…Тяни за чумбур
[5]лето и накрой им кусочек зимы.
Лето стрижем пролетает, зима гадюкой ползет…»
От жирных трав обильно доятся коровы. Летние месяцы — пьяные месяцы: много молока, много арака
[6]. Кипятятся на кострах казаны с молоком, а по деревянным трубам капает в ковшик огненная арака. Олонг выбирает украшенное седло, приводит табунного жеребца и, распахнув полы нового кафтана, летит за десятки, за сотни километров в гости.
И, здороваясь, спрашивает хозяина:
— Здоровы ли ваши стада?
— Все благополучно.
Скот — благополучие кочевника, и о скоте говорят вначале.
— Какие новости у вас?
— Ничего нет нового!
Долго Олонг отрицательно качает головой, а потом за трубкой табака, за горячей веселой арачкой, часами, днями бегут, как резвые кони, разговоры. Но часто приезжает Олонг озлобленный на жену: везде в аилах
[7]кричат, плачут, играют с собаками, с козлами, детишки. Только у Олонга нет детей, только в его аиле не слышно детского крика.
В белом пухе зимой, в золоте листопада — осенью, прижимая уши к спине, носится встревоженный заяц. Бег зайца — инстинкт жизни. Олонг, увидя зайца, не вскидывает ружья к плечу, а свистит и хлопает в ладоши. Заряд дороже зайца. И непонятно, почему Оло
Поют алтайцы богу:
«…Тяни за чумбур
[5]лето и накрой им кусочек зимы.
Лето стрижем пролетает, зима гадюкой ползет…»
От жирных трав обильно доятся коровы. Летние месяцы — пьяные месяцы: много молока, много арака
[6]. Кипятятся на кострах казаны с молоком, а по деревянным трубам капает в ковшик огненная арака. Олонг выбирает украшенное седло, приводит табунного жеребца и, распахнув полы нового кафтана, летит за десятки, за сотни километров в гости.
И, здороваясь, спрашивает хозяина:
— Здоровы ли ваши стада?
— Все благополучно.
Скот — благополучие кочевника, и о скоте говорят вначале.
— Какие новости у вас?
— Ничего нет нового!
Долго Олонг отрицательно качает головой, а потом за трубкой табака, за горячей веселой арачкой, часами, днями бегут, как резвые кони, разговоры. Но часто приезжает Олонг озлобленный на жену: везде в аилах
[7]кричат, плачут, играют с собаками, с козлами, детишки. Только у Олонга нет детей, только в его аиле не слышно детского крика.
В белом пухе зимой, в золоте листопада — осенью, прижимая уши к спине, носится встревоженный заяц. Бег зайца — инстинкт жизни. Олонг, увидя зайца, не вскидывает ружья к плечу, а свистит и хлопает в ладоши. Заряд дороже зайца. И непонятно, почему Оло
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
