больше всех надо что ли? — отмахнулась молодая в косынке.
— Я переживаю просто, ва! Хасан, мунагьал чураяв[4], живой был, даже спрашивал про Амира. Амир, говорят, с убитым Абуса сыном общался.
— Его уже замучили этими хабарами. Что все пристали к нему, не пойму? — вспылила Бильма. — Один раз с человеком поговорил, тут же повсюду таскать начали.
— Щиб ккараб[5]? — заволновались бабушки, вытягивая ноги в темных шароварах.
Им перевели.
— Абуса жена тоже говорит, ее сын ни при чем был. Думает, его похитили, оружие ему подкинули, а потом убили, — сообщила Тайбат.
— Астаупирулла[6], — раздалось со всех сторон.
— Может так и было, откуда мы знаем, — вставила Бильма, — а вообще, я не знаю, мне главное, чтобы от Амира отстали. Сейчас, пу-пу, машалла, его не трогают.
Все хором заговорили.
— Что говорят? — спросила у Бильмы оказавшаяся в комнате лачка.
— Жениться, говорят… — улыбнулась Бильма. — Женишь их теперь, трудно стало женить.
— У вас много таких ребят? — спросила лачку Тайбат.
— Вагон! — хлопнула та ладошами. — Все их знают.
— У нас тоже знают, — удовлетворенно отметила Тайбат, высоко поднимая полную руку с капающим хинком. — Даже в некоторых селах свои мечети есть у них.
— Уллубий здесь мечеть, видели, построил! — обрадовано сообщила Баху, с аппетитом доедая содержимое таза. — Миллион, говорят, отдал из кармана!
— Я в Махачкале у них в новом доме была, — тут же загорелась Тайбат. — Три этажа, короче, а на мансарде мечеть себе сделали от души!
В комнату, обнимая по очереди дочерей и племянниц покойного, зашли новые соболезнующие.
— Вая-я-я, еле доехали, — вздохнула белолицая женщина в просторном темном платье с блестками.
— Я переживаю просто, ва! Хасан, мунагьал чураяв[4], живой был, даже спрашивал про Амира. Амир, говорят, с убитым Абуса сыном общался.
— Его уже замучили этими хабарами. Что все пристали к нему, не пойму? — вспылила Бильма. — Один раз с человеком поговорил, тут же повсюду таскать начали.
— Щиб ккараб[5]? — заволновались бабушки, вытягивая ноги в темных шароварах.
Им перевели.
— Абуса жена тоже говорит, ее сын ни при чем был. Думает, его похитили, оружие ему подкинули, а потом убили, — сообщила Тайбат.
— Астаупирулла[6], — раздалось со всех сторон.
— Может так и было, откуда мы знаем, — вставила Бильма, — а вообще, я не знаю, мне главное, чтобы от Амира отстали. Сейчас, пу-пу, машалла, его не трогают.
Все хором заговорили.
— Что говорят? — спросила у Бильмы оказавшаяся в комнате лачка.
— Жениться, говорят… — улыбнулась Бильма. — Женишь их теперь, трудно стало женить.
— У вас много таких ребят? — спросила лачку Тайбат.
— Вагон! — хлопнула та ладошами. — Все их знают.
— У нас тоже знают, — удовлетворенно отметила Тайбат, высоко поднимая полную руку с капающим хинком. — Даже в некоторых селах свои мечети есть у них.
— Уллубий здесь мечеть, видели, построил! — обрадовано сообщила Баху, с аппетитом доедая содержимое таза. — Миллион, говорят, отдал из кармана!
— Я в Махачкале у них в новом доме была, — тут же загорелась Тайбат. — Три этажа, короче, а на мансарде мечеть себе сделали от души!
В комнату, обнимая по очереди дочерей и племянниц покойного, зашли новые соболезнующие.
— Вая-я-я, еле доехали, — вздохнула белолицая женщина в просторном темном платье с блестками.
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
