А мальчик? Бернгард? — спросил Фернштейн.
— Он вернется, наконец, в семью, — с ударением ответил Гоэнфельс. — И то уже плохо, что мы были вынуждены хоть на время оставить его с отцом. Энергичная женщина удержала бы сына возле себя — после всего, что произошло, этого можно было бы добиться; но моя невестка была лишена даже материнского чувства. Шалун-мальчик только мешал ей спокойно жить; надо было уговаривать ее и подталкивать, чтобы она что-то делала; но неожиданно явился Иоахим и забрал сына, и она уступила без сопротивления. Правда, тогда было уже поздно что-либо делать, он требовал лишь удовлетворения своего отцовского права.
Он замолчал, потому что дверь приоткрылась, и еще по-детски звонкий голос спросил:
— Можно войти, папа?
Фернштейн, быстро обернувшись, произнес:
— Это мой мальчик! Он приехал за мной. Войди, Курт.
В комнату вошел красивый, стройный мальчик лет пятнадцати с темной кудрявой головой, свежим, открытым лицом и блестящими глазами. Он без всякой робости и смущения подошел к барону и протянул ему руку.
— Здравствуй, дядя Гоэнфельс!
Барон окинул его удивленным взглядом.
— Какой ты стал большой, Курт!
— Ты
— Он вернется, наконец, в семью, — с ударением ответил Гоэнфельс. — И то уже плохо, что мы были вынуждены хоть на время оставить его с отцом. Энергичная женщина удержала бы сына возле себя — после всего, что произошло, этого можно было бы добиться; но моя невестка была лишена даже материнского чувства. Шалун-мальчик только мешал ей спокойно жить; надо было уговаривать ее и подталкивать, чтобы она что-то делала; но неожиданно явился Иоахим и забрал сына, и она уступила без сопротивления. Правда, тогда было уже поздно что-либо делать, он требовал лишь удовлетворения своего отцовского права.
Он замолчал, потому что дверь приоткрылась, и еще по-детски звонкий голос спросил:
— Можно войти, папа?
Фернштейн, быстро обернувшись, произнес:
— Это мой мальчик! Он приехал за мной. Войди, Курт.
В комнату вошел красивый, стройный мальчик лет пятнадцати с темной кудрявой головой, свежим, открытым лицом и блестящими глазами. Он без всякой робости и смущения подошел к барону и протянул ему руку.
— Здравствуй, дядя Гоэнфельс!
Барон окинул его удивленным взглядом.
— Какой ты стал большой, Курт!
— Ты
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
