о?».
И сейчас это «помнишь» сопровождало чуть ли не каждый глоток крепчайшего скотча.
– А помнишь пресс-конференцию в отеле «Омон»?
– Мартин не был, – поправляет Зернов.
– Я другое помню. Коньяк в Сен-Дизье – мечта!
– Борис, а как мы с тобой на лестнице сидели! В «Омоне», помнишь?
Разговор идет по-английски, и Мартин тотчас же вмешивается:
– Я другую лестницу помню.
– Это какую?
– В казино. Как я по ней из автомата полоснул.
– И кончился Ланге. Кстати, ты, говорят, потом его живого встретил?
– Было дело. Без автомата.
– Жалеешь?
– Зачем? Прямой справа – и он уже слюнки пустил.
– А Этьен?
Мартин морщится.
– Он уже мертвый был, когда я ему о девушке из казино напомнил. «Иес, сэр», «Ноу, сэр». А глаза стеклянные.
Минутное молчание, и я спешу переменить тему:
– Женился?
– Нет. Девчонки нет подходящей.
– А Мария?
– Вернулся из Гренландии, а она уже замужем. Не верила, говорит, что вернусь. Кстати, знаешь за кем? За тем полицейским-оборотнем, которому я башку продырявил, а он даже не пошатнулся. В жизни он штучка, между прочим. Геракл с медными пуговицами. Три фута в поперечнике.
Мартин вздохнул, и я снова переменил тему:
– Старика видишь?
– Томпсона? Нет. Он сейчас в Пасадене грейпфруты выращивает. Вот такие. – Мартин показывает что-то вроде арбуза.
– Занятный старик, – говорит Зернов.
Но я отрубаю:
– Вредный.
– Нет, – задумчиво поправляет Мартин. – Честный. Только…
– …без чувства юмора, – смеется Зернов.
Мартин весело подхватывает:
– Потому он меня и уволил в Гренландии.
– Когда?
– Вас еще не было. Мы только-только фиолетовое «пятно» обнаружили. Он все: вакуум да вакуум. И пристал: «Вы, говорит, о вакууме Дирака слышали?» Ну а я честно: «Нет, сэр». – «А кто такой Дирак, знаете?» Я опять: «Нет, сэр». – «А Эйнштейн?» – «Ну, об
И сейчас это «помнишь» сопровождало чуть ли не каждый глоток крепчайшего скотча.
– А помнишь пресс-конференцию в отеле «Омон»?
– Мартин не был, – поправляет Зернов.
– Я другое помню. Коньяк в Сен-Дизье – мечта!
– Борис, а как мы с тобой на лестнице сидели! В «Омоне», помнишь?
Разговор идет по-английски, и Мартин тотчас же вмешивается:
– Я другую лестницу помню.
– Это какую?
– В казино. Как я по ней из автомата полоснул.
– И кончился Ланге. Кстати, ты, говорят, потом его живого встретил?
– Было дело. Без автомата.
– Жалеешь?
– Зачем? Прямой справа – и он уже слюнки пустил.
– А Этьен?
Мартин морщится.
– Он уже мертвый был, когда я ему о девушке из казино напомнил. «Иес, сэр», «Ноу, сэр». А глаза стеклянные.
Минутное молчание, и я спешу переменить тему:
– Женился?
– Нет. Девчонки нет подходящей.
– А Мария?
– Вернулся из Гренландии, а она уже замужем. Не верила, говорит, что вернусь. Кстати, знаешь за кем? За тем полицейским-оборотнем, которому я башку продырявил, а он даже не пошатнулся. В жизни он штучка, между прочим. Геракл с медными пуговицами. Три фута в поперечнике.
Мартин вздохнул, и я снова переменил тему:
– Старика видишь?
– Томпсона? Нет. Он сейчас в Пасадене грейпфруты выращивает. Вот такие. – Мартин показывает что-то вроде арбуза.
– Занятный старик, – говорит Зернов.
Но я отрубаю:
– Вредный.
– Нет, – задумчиво поправляет Мартин. – Честный. Только…
– …без чувства юмора, – смеется Зернов.
Мартин весело подхватывает:
– Потому он меня и уволил в Гренландии.
– Когда?
– Вас еще не было. Мы только-только фиолетовое «пятно» обнаружили. Он все: вакуум да вакуум. И пристал: «Вы, говорит, о вакууме Дирака слышали?» Ну а я честно: «Нет, сэр». – «А кто такой Дирак, знаете?» Я опять: «Нет, сэр». – «А Эйнштейн?» – «Ну, об
Навигация с клавиатуры: следующая страница -
или ,
предыдущая -