своему обыкновению жевать зубочистку. — «Быть или не быть?» как говорит Виль из Страфорда. Кинастон удивительно хорошо произносит эту фразу, но слушайте, колокольчик прозвенел, и занавес поднимается.
Пока мы устраивали свой лагерь, конная рота, — по-видимому, нам приходилось иметь дело только с этим отрядом, — пересекла боковую дорогу и выехала на большую. В роте было около девяноста всадников. Они были в треугольных шляпах, грудь покрыта сталью, рукава и перевязи — красного цвета. Перед нами были, очевидно, регулярные драгуны. Рота остановилась в четверти мили от нас. Вперед выехали три офицера и начали между собой совещаться. После краткого совещания один. из офицеров дал шпоры лошади и помчался к нам. За ним в нескольких шагах ехал трубач, размахивая белым платком и трубя по временам в рожок.
— Это посланный едет для переговоров! — воскликнул Саксон, стоявший на телеге и наблюдавший за драгунами. — Ну, братья, нет у нас ни литавр, ни меди звенящей, но зато у нас есть голоса, дарованные нам Богом. Покажем же красным мундирам, что мы умеем петь.
И Саксон запел:
И сердце верное твое
Пусть силы грешных не боится!
Блеснет архангела копье
И дело гордых разорится.
А полтораста голосов могучим, дружным хором ответили:
Бог вам помощник! Боритесь смело!
Храбро сражайтесь за правое дело.
В эту минуту я понял, почему спартанцы считали лучшим генералом хромого певца Тиртея; крестьяне, и без того готовые к борьбе, еще более ободрились при звуках собственных голосов. Воинственные слова старого гимна разбудили в них окончательно воинственный дух. И этот пыл охватил их настолько сильно, что они не могли даже докончить гимна и пение перешло в громкий вызывающий клич. Люди махали оружием и рвались вперед, готовые разрушить устроенную им
Пока мы устраивали свой лагерь, конная рота, — по-видимому, нам приходилось иметь дело только с этим отрядом, — пересекла боковую дорогу и выехала на большую. В роте было около девяноста всадников. Они были в треугольных шляпах, грудь покрыта сталью, рукава и перевязи — красного цвета. Перед нами были, очевидно, регулярные драгуны. Рота остановилась в четверти мили от нас. Вперед выехали три офицера и начали между собой совещаться. После краткого совещания один. из офицеров дал шпоры лошади и помчался к нам. За ним в нескольких шагах ехал трубач, размахивая белым платком и трубя по временам в рожок.
— Это посланный едет для переговоров! — воскликнул Саксон, стоявший на телеге и наблюдавший за драгунами. — Ну, братья, нет у нас ни литавр, ни меди звенящей, но зато у нас есть голоса, дарованные нам Богом. Покажем же красным мундирам, что мы умеем петь.
И Саксон запел:
И сердце верное твое
Пусть силы грешных не боится!
Блеснет архангела копье
И дело гордых разорится.
А полтораста голосов могучим, дружным хором ответили:
Бог вам помощник! Боритесь смело!
Храбро сражайтесь за правое дело.
В эту минуту я понял, почему спартанцы считали лучшим генералом хромого певца Тиртея; крестьяне, и без того готовые к борьбе, еще более ободрились при звуках собственных голосов. Воинственные слова старого гимна разбудили в них окончательно воинственный дух. И этот пыл охватил их настолько сильно, что они не могли даже докончить гимна и пение перешло в громкий вызывающий клич. Люди махали оружием и рвались вперед, готовые разрушить устроенную им
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
