другу, было видно, что идти ему никуда неохота. Сидел бы и читал... Необыкновенные люди - все чудаки. Это уж точно. Войдя к Андрею в комнату, Яков сказал: - А хорошо у тебя. - И огляделся, будто попал сюда не в тысячный раз, а в первый. Залез с ногами в большое кресло и стал совсем маленьким, совсем тощим - шмыгал носом. Правую руку он почему-то держал за отворотом пиджака. "Как простуженный Наполеон при Ватерлоо", - рассказывал Андрей. Потом рассказывал мне, а Якову он ответил: - Да чего... Ничего хорошего не вижу... - Тихо и чисто... Все равно не поймешь... Блестит все. Андрей эту блеск-показуху ненавидел, вел из-за чего бои с матерью. Нескончаемые, как у Наполеона. А она сочинила издевательскую песню о сыне: "Тупицам-взрослым не дано постигнуть нас, безмерно-сложных, - как ценно от бутылки дно, когда его в карман положишь". Всем, кроме сына, песня очень нравилась. И нам с Яковом. - Где уж нам понять, - сказал Андрей. - Послушай, почему этот, со второго этажа, назвал тебя вором? И ты - стерпел? - А я и есть вор, - Яков выдернул руку из-за пазухи и брякнул на стол металлическую авторучку. И уставился на нее, как цыпленок на удава. - Ха! - выдохнул потрясенный Андрей. - Шариковая? Да зачем? Да я бы тебе, - он потянулся к столу, договаривая: - ...подарил. Яков мгновенно спрятал ручку. Отрубил: - Такого не подаришь. И рассказал странную историю - о дружбе, о любви к чтению и о соседе со второго этажа, ретушере по профессии. Борис Иванович появился в Яшкином доме недавно - осенью. Он поменялся квартирами со вдовой профессора Зайцева. Яков дружил с профессором по-моему, это не удивительно. Профессор давал Якову те книги, которые наш друг читал в классе и прочих местах. Потом Зайцев умер. В конце лета. И его жена сказала, чт
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
