ребнев с насмешливой, неприятной улыбкой. – Но все же, Сергей Андреевич, я лучше, чем вы думаете. Вам кажется, что у меня нет ничего за душой, что я только лирик5. Но у меня есть что-то, уверяю вас. Вы вообще меня выдумали, и я, когда бываю с вами, невольно говорю и даже поступаю в лад с вашей выдумкой. Но я не таков. – Вы говорите: что-то есть. Но тем хуже для вас, Александр Александрович. Если есть, тогда ответственность. – Может быть. Но что с нас взять: мы, поэты – как и проститутки самое дорогое и самое тайное отдаем далям. Вот спросите у нее, и она вам то же скажет. И он взял за руку и привлек к столу даму в черном. – Как вас зовут, госпожа моя? – спросил Гребнев, подвигая стул, и серьезно, уже без насмешливой улыбки, рассматривая даму. – Клеопатра, – ответила Наташа, окинув презрительным взглядом обоих писателей. – Вот и она презирает всех, как и мы, – процедил сквозь зубы Герт. – Госпожа Клеопатра, разрешите наш спор, – сказал Гребнев и налил ей стакан кьянти. – Вот он уверяет, что мы погибли. А по-моему… – Ах! Это все равно. Не знаю, о чем вы там толкуете. Скучно все. – А ведь она гордая, – сказал Герт. – Как это хорошо. Как хорошо. Подошла Аглая и увела куда-то Наташу. – И откуда эта гордость? Откуда? – Да разве вы не видите, она – сумасшедшая, – сказал Герт серьезно. Сумасшедшая, как и мы. И все, кто не спит в эти белые ночи, сходят с ума. Скажите вон тому лакею или вот этому генералу, что сейчас начнется светопреставление, и они поверят в это просто и охотно и, быть может, не испугаются: сумасшедшие боятся только обыкновенного, обыденного. – Пожалуй, что так, – согласился Гребнев. – У этой проститутки есть какая-то идея не нашего порядка. – Какая проститутка? Какая идея? – сказала актриса Герардова, подходя к
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
