нахмурившись, молчал. У него и слова не вытянешь в нестандартных ситуациях, как он сам их называет. Зато моментально принимает решения и действует быстро и почти всегда безошибочно.
Я понимала, что здесь, как говорят криминалисты, концы в воду и вряд ли удастся что-либо раскопать, даже с талантом Генриха. Самое правильное — как можно скорее поставить в известность полицию.
— Думаешь, надо ехать обратно в город или лучше сообщить по телефону? — спросила я.
— Надо ехать, — сказал Генрих, — без нас все равно не обойдутся.
— А что с автоматчиком, пусть пока полежит? — Это уже был вопрос — предложение.
— Пусть полежит, — согласился Генрих.
Каково же было наше удивление, когда, подойдя к «тойоте», мы никого возле нее не обнаружили.
— Невероятно! Он был мертв. Ты же знаешь, я в темноте с десяти метров сбиваю огонек свечи.
Столь высокое красноречие Генриху не свойственно. Я поняла, что он по-настоящему встревожен. И мне стало не по себе. Не шутка — мертвый пропал. Вокруг никого, кто бы мог его утащить. Значит, сам уполз. Видно, получил не смертельный удар.
— Может, это и к лучшему, — неожиданно произнес Генрих.
Я внимательно посмотрела на своего мужа.
— Да, да, ты правильно поняла. Далеко он не уйдет, буду искать, из-под земли достану, душу вытрясу, а узнаю, кто послал.
А что, это действительно шанс. Но ведь ночь, подумала я, спрячется за куст, потом за другой. Глядишь, к рассвету на дорогу выберется, а там подберет кто-нибудь сердобольный. Поделилась с Генрихом сомнениями.
— Все может быть, — согласился он и распорядился: — Садись в машину, включи фары и поворачивайся на месте, чтобы все вокруг было видно, а я пойду поищу.
Так и сделали. Искали
Я понимала, что здесь, как говорят криминалисты, концы в воду и вряд ли удастся что-либо раскопать, даже с талантом Генриха. Самое правильное — как можно скорее поставить в известность полицию.
— Думаешь, надо ехать обратно в город или лучше сообщить по телефону? — спросила я.
— Надо ехать, — сказал Генрих, — без нас все равно не обойдутся.
— А что с автоматчиком, пусть пока полежит? — Это уже был вопрос — предложение.
— Пусть полежит, — согласился Генрих.
Каково же было наше удивление, когда, подойдя к «тойоте», мы никого возле нее не обнаружили.
— Невероятно! Он был мертв. Ты же знаешь, я в темноте с десяти метров сбиваю огонек свечи.
Столь высокое красноречие Генриху не свойственно. Я поняла, что он по-настоящему встревожен. И мне стало не по себе. Не шутка — мертвый пропал. Вокруг никого, кто бы мог его утащить. Значит, сам уполз. Видно, получил не смертельный удар.
— Может, это и к лучшему, — неожиданно произнес Генрих.
Я внимательно посмотрела на своего мужа.
— Да, да, ты правильно поняла. Далеко он не уйдет, буду искать, из-под земли достану, душу вытрясу, а узнаю, кто послал.
А что, это действительно шанс. Но ведь ночь, подумала я, спрячется за куст, потом за другой. Глядишь, к рассвету на дорогу выберется, а там подберет кто-нибудь сердобольный. Поделилась с Генрихом сомнениями.
— Все может быть, — согласился он и распорядился: — Садись в машину, включи фары и поворачивайся на месте, чтобы все вокруг было видно, а я пойду поищу.
Так и сделали. Искали
Навигация с клавиатуры: следующая страница -
или ,
предыдущая -