печальной злостью. — К апрелю пропаду. Сгину.
— То есть, как это сгинешь! Сгины…пропадать не надо. У тебя же родня есть.
— Сгинет, сгинет, Георгиевна, — успокоил свидетель Андрей Егорович, колхозный бригадир, — куда он денется.
Жена бригадира, свидетель Волнухина, безмолвно прикрыла веки.
Антонина Георгиевна с сомнением разглядывала расписку. Листок из школьной тетрадки в клеточку. Филькина грамота. И всё же… «Я потом обрадуюсь, — успокоила она себя, — вот только выйду на свежий воздух».
— Пойдёмте, Антонина Георгиевна, стемнеет скоро. Дорога скользкая, — торопил Марселино.
Марселино молодец, спасибо ему великое. Антонина Георгиевна знала его ребенком, — соседи по лестничной площадке. Худенький мальчик с глазами больного телёнка. Думала даже, что еврейчик. А, оказалось, вывезли его младенцем из франкистской Испании. Советская власть дала ему образование, и теперь он солидный человек, главный инженер, отец семейства. Прослышал случайно, какая у Антонины Георгиевны забота, и предложил:
— Поедемте, у меня концы в Калининской области.
— Так ведь зима? — удивилась Антонина Григорьевна. — Что там увидишь…
— Весной поздно будет — убеждал Марселино. — Всё раскупят. Да и цены подскочат.
На следующий день принёс фотографию. Бревенчатая изба на фоне леса. Четыре окошка с наличниками по фасаду. Высокая трава. Белоголовые дети на переднем плане.
— Что это, Марселино?
— Это мои владения. Дом и шесть соток.
— Целых шесть! — восхитилась Антонина Георгиевна, — а дети?
— Дети соседские. Ну что, Антонина Георгиевна, едем? Купим вам точно такой. Может чуть поменьше.
— И речка будет?
— И речка. Приток Волги, а как
— То есть, как это сгинешь! Сгины…пропадать не надо. У тебя же родня есть.
— Сгинет, сгинет, Георгиевна, — успокоил свидетель Андрей Егорович, колхозный бригадир, — куда он денется.
Жена бригадира, свидетель Волнухина, безмолвно прикрыла веки.
Антонина Георгиевна с сомнением разглядывала расписку. Листок из школьной тетрадки в клеточку. Филькина грамота. И всё же… «Я потом обрадуюсь, — успокоила она себя, — вот только выйду на свежий воздух».
— Пойдёмте, Антонина Георгиевна, стемнеет скоро. Дорога скользкая, — торопил Марселино.
Марселино молодец, спасибо ему великое. Антонина Георгиевна знала его ребенком, — соседи по лестничной площадке. Худенький мальчик с глазами больного телёнка. Думала даже, что еврейчик. А, оказалось, вывезли его младенцем из франкистской Испании. Советская власть дала ему образование, и теперь он солидный человек, главный инженер, отец семейства. Прослышал случайно, какая у Антонины Георгиевны забота, и предложил:
— Поедемте, у меня концы в Калининской области.
— Так ведь зима? — удивилась Антонина Григорьевна. — Что там увидишь…
— Весной поздно будет — убеждал Марселино. — Всё раскупят. Да и цены подскочат.
На следующий день принёс фотографию. Бревенчатая изба на фоне леса. Четыре окошка с наличниками по фасаду. Высокая трава. Белоголовые дети на переднем плане.
— Что это, Марселино?
— Это мои владения. Дом и шесть соток.
— Целых шесть! — восхитилась Антонина Георгиевна, — а дети?
— Дети соседские. Ну что, Антонина Георгиевна, едем? Купим вам точно такой. Может чуть поменьше.
— И речка будет?
— И речка. Приток Волги, а как
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
