ее белоснежному отшлифованному личику, но уже по другим причинам: Доре не стыдно показать новые зубки.
Я давно уже перестала уважать Дору и лишь терплю ее, потому что плохо схожусь с людьми. Дора – единственная, кто от меня ничего не требует, спокойно реагируя на все мои приступы мизантропии, самоедства и мании величия. По большому счету, теперь нам друг на друга наплевать, что делает наши отношения устойчивыми, а временами – даже приятными.
Я беру список и вычеркиваю из него тринадцать ничего не говорящих мне фамилий, перепрыгивая через одну. Подумав, убираю еще десять, которые плохо читаются. Дора округляет глаза и пытается объяснить мне, что я делаю глупость, ведь «Куксинские – это те, у которых салон красоты, Юдин ПэПэ – это же друг нашего мэра, Катенька Климова – его любовница, а Дробот, ну, Дробот, ну это же!… Ты его не можешь не помнить, огромный такой, бандит!»
Я щипаю Дору за руку, она ойкает и причитает:
– С ума сошла, у меня же синяк останется, а платье без рукавов. Ненормальная, садистка!
– Вычеркивай без разговоров до ста человек, поняла? И зал ищи другой, я не перевариваю этот туалет.
«Туалетом» у нас в городе именуют узкий и длинный банкетный зал, построенный на месте общественной уборной.
В этот момент мой мобильник тренькает смс-кой. Игорь ждет меня внизу у дориного подъезда. Я забираю смету, заляпанную по краю розовым лаком, и сбегаю вниз по лестнице на улицу.
Игорь без машины. Это очень странно, ведь он не расстается со своим джипом.
Он в незнакомой мне кожаной куртке с воротником из гладкого серого меха, в узких джинсах, заправленных в черные короткие сапоги. Выгоревшие волосы падают на лоб, глаза хитрые и довольные.
– Как я тебя, котеночек?
Я давно уже перестала уважать Дору и лишь терплю ее, потому что плохо схожусь с людьми. Дора – единственная, кто от меня ничего не требует, спокойно реагируя на все мои приступы мизантропии, самоедства и мании величия. По большому счету, теперь нам друг на друга наплевать, что делает наши отношения устойчивыми, а временами – даже приятными.
Я беру список и вычеркиваю из него тринадцать ничего не говорящих мне фамилий, перепрыгивая через одну. Подумав, убираю еще десять, которые плохо читаются. Дора округляет глаза и пытается объяснить мне, что я делаю глупость, ведь «Куксинские – это те, у которых салон красоты, Юдин ПэПэ – это же друг нашего мэра, Катенька Климова – его любовница, а Дробот, ну, Дробот, ну это же!… Ты его не можешь не помнить, огромный такой, бандит!»
Я щипаю Дору за руку, она ойкает и причитает:
– С ума сошла, у меня же синяк останется, а платье без рукавов. Ненормальная, садистка!
– Вычеркивай без разговоров до ста человек, поняла? И зал ищи другой, я не перевариваю этот туалет.
«Туалетом» у нас в городе именуют узкий и длинный банкетный зал, построенный на месте общественной уборной.
В этот момент мой мобильник тренькает смс-кой. Игорь ждет меня внизу у дориного подъезда. Я забираю смету, заляпанную по краю розовым лаком, и сбегаю вниз по лестнице на улицу.
Игорь без машины. Это очень странно, ведь он не расстается со своим джипом.
Он в незнакомой мне кожаной куртке с воротником из гладкого серого меха, в узких джинсах, заправленных в черные короткие сапоги. Выгоревшие волосы падают на лоб, глаза хитрые и довольные.
– Как я тебя, котеночек?
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
