лось. Так с ним было легче общаться.
– Мой фюрер,– фельдмаршал показал на карты Нормандии.– Если бы вы могли, пожалуйста, обратить ваше внимание к текущей ситуации, вы бы увидели, что здесь британцы и канадцы продвигаются к Касне.– Там,– он коснулся другого участка на карте,– американские войска движутся к Карентану. Наши войска слишком растянуты по всему фронту, и потому не способны справиться с обеими проблемами. Не могу ли я спросить вашего мнения по вопросу: какими дивизиями перекрыть эту угрозу?
Гитлер ничего не сказал. Он стоял, упершись взглядом не в карты, на которых демонстрировалась борьба не на жизнь, а на смерть, а в свою коллекцию акварелей, на которых крались воображаемые волки.
– Мой фюрер,– настаивал фельдмаршал.– Что же нам делать?
На лице фюрера дрогнула жилка. Он отвернулся от рисунков, подо– шел к столу и выдвинул верхний ящик. Полез в него, и рука его извлек– ла нож для разрезания конвертов.
Он прошел назад к рисункам, глаза его остекленели, походка стала как у лунатика, и пронзил лезвием первый рисунок, разодрал сюжет с сельским домиком сверху донизу, а с ним и волка, спрятавшегося в те– ни. Лезвие проткнуло вторую акварель – с горным потоком и волком, кравшимся за скалой.
– Ложь,– шептал Гитлер, раздирая холсты.– Ложь и обман.
– Мой фюрер? – спросил фельдмаршал, но ответа не было.
Мартин Борман отвернулся и отошел, встав у окна, выходившего на Тысячелетний Рейх.
Лезвие раздирало третий рисунок, на котором волк спрятался среди лужайки с белыми эдельвейсами.
– Все – ложь,– сказал человек, голос его был напряженным.
Лезвие ходило туда и сюда, клочья холста падали на начищенные ботинки.
– Ложь, ложь, ложь…
Вдалеке завыла сирена противовоздушной обороны. Ее вой вибриро– вал над разбитым городом, затуман
– Мой фюрер,– фельдмаршал показал на карты Нормандии.– Если бы вы могли, пожалуйста, обратить ваше внимание к текущей ситуации, вы бы увидели, что здесь британцы и канадцы продвигаются к Касне.– Там,– он коснулся другого участка на карте,– американские войска движутся к Карентану. Наши войска слишком растянуты по всему фронту, и потому не способны справиться с обеими проблемами. Не могу ли я спросить вашего мнения по вопросу: какими дивизиями перекрыть эту угрозу?
Гитлер ничего не сказал. Он стоял, упершись взглядом не в карты, на которых демонстрировалась борьба не на жизнь, а на смерть, а в свою коллекцию акварелей, на которых крались воображаемые волки.
– Мой фюрер,– настаивал фельдмаршал.– Что же нам делать?
На лице фюрера дрогнула жилка. Он отвернулся от рисунков, подо– шел к столу и выдвинул верхний ящик. Полез в него, и рука его извлек– ла нож для разрезания конвертов.
Он прошел назад к рисункам, глаза его остекленели, походка стала как у лунатика, и пронзил лезвием первый рисунок, разодрал сюжет с сельским домиком сверху донизу, а с ним и волка, спрятавшегося в те– ни. Лезвие проткнуло вторую акварель – с горным потоком и волком, кравшимся за скалой.
– Ложь,– шептал Гитлер, раздирая холсты.– Ложь и обман.
– Мой фюрер? – спросил фельдмаршал, но ответа не было.
Мартин Борман отвернулся и отошел, встав у окна, выходившего на Тысячелетний Рейх.
Лезвие раздирало третий рисунок, на котором волк спрятался среди лужайки с белыми эдельвейсами.
– Все – ложь,– сказал человек, голос его был напряженным.
Лезвие ходило туда и сюда, клочья холста падали на начищенные ботинки.
– Ложь, ложь, ложь…
Вдалеке завыла сирена противовоздушной обороны. Ее вой вибриро– вал над разбитым городом, затуман
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
