ержись, мол, – и отошел.
А Егор остался у окна, и появилась у него догадка, что, может быть, не все его считают виноватым. Что ниточка странной симпатии между ним и Венькой, которая вдруг наметилась в декабре, не осталась в классе незамеченной. И может быть, правда кто-то считает, что они подружились. И теперь в молчании ребят – не отчуждение, а сочувствие… А то, что не подходят, – понятно. К Кошаку подходить не привыкли…
Ощущение Юркиной ладони (теплой даже сквозь пиджак и рубашку) было непривычным и словно лечащим. И надежда выросла, появилась в ней даже искорка радости…
А когда Егор пришел домой, он увидел, что шара нет.
Медное горлышко кувшина было пустым, а на ковре Егор заметил блестящую зеленую чешуйку.
Он не хотел поверить. Закричал:
– Мама! Где шар?
Алина Михаевна сказала из кухни:
– Что ты так кричишь? Я вытирала пыль, разбила нечаянно.
– Что ты наделала!!
Алина Михаевна появилась в комнате:
– Что с тобой? Копеечный шарик… Что за истерика?
– Для тебя копеечный! Для тебя все копеечное, что не на чеки в «Березке» куплено!!
Мать повысила голос:
– Что ты орешь! – И вдруг сморщила лицо: – Ты… человек без души. Скоро может все на осколки разлететься, а ты… шарик… У отца такое на работе, а тебя будто ничего не касается. Если бы ты знал, в чем его обвиняют… Он такой им цех отгрохал, а теперь из него преступника делают!
– За что? – машинально буркнул Егор.
– За все! За то, что хотел, чтобы людям лучше было! За то, что добрый очень! Вот…
«Слабо верится», – подумал Егор.
– Я-то при чем? Я в его печалях не виноват.
– Но тебе на все наплевать!
Это была истинная правда. Разговоры о происках отцовских недругов Егор слышал постоянно, однако никак они его не задевали. И теперь несчастье с зеленым шаром казалось не в пример стра
А Егор остался у окна, и появилась у него догадка, что, может быть, не все его считают виноватым. Что ниточка странной симпатии между ним и Венькой, которая вдруг наметилась в декабре, не осталась в классе незамеченной. И может быть, правда кто-то считает, что они подружились. И теперь в молчании ребят – не отчуждение, а сочувствие… А то, что не подходят, – понятно. К Кошаку подходить не привыкли…
Ощущение Юркиной ладони (теплой даже сквозь пиджак и рубашку) было непривычным и словно лечащим. И надежда выросла, появилась в ней даже искорка радости…
А когда Егор пришел домой, он увидел, что шара нет.
Медное горлышко кувшина было пустым, а на ковре Егор заметил блестящую зеленую чешуйку.
Он не хотел поверить. Закричал:
– Мама! Где шар?
Алина Михаевна сказала из кухни:
– Что ты так кричишь? Я вытирала пыль, разбила нечаянно.
– Что ты наделала!!
Алина Михаевна появилась в комнате:
– Что с тобой? Копеечный шарик… Что за истерика?
– Для тебя копеечный! Для тебя все копеечное, что не на чеки в «Березке» куплено!!
Мать повысила голос:
– Что ты орешь! – И вдруг сморщила лицо: – Ты… человек без души. Скоро может все на осколки разлететься, а ты… шарик… У отца такое на работе, а тебя будто ничего не касается. Если бы ты знал, в чем его обвиняют… Он такой им цех отгрохал, а теперь из него преступника делают!
– За что? – машинально буркнул Егор.
– За все! За то, что хотел, чтобы людям лучше было! За то, что добрый очень! Вот…
«Слабо верится», – подумал Егор.
– Я-то при чем? Я в его печалях не виноват.
– Но тебе на все наплевать!
Это была истинная правда. Разговоры о происках отцовских недругов Егор слышал постоянно, однако никак они его не задевали. И теперь несчастье с зеленым шаром казалось не в пример стра
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
