те, кто спускался в мир уголовщины, преступлений и чья лестница жизни спиралью уходила вниз, в подполье. Обе эти категории покидали насильственно навязанную инфантильность потому, что разрешали себе свободу действия. Они умели действовать, как в наземных официальных структурах, так и под землей — в уголовном мире, в мире грабежа, подпольных мастерских, ворованных машин, проституции или же спекуляции антикваром. Задолго до перестройки ходили слухи о том, что эти две системы — смыкаются. Что было логично — преступники, похитившие свободу у народа, были наверху и преступники, похищавшие добро были внизу; вокруг же было море мычащих рабов: вполне счастливых и вполне несчастных — в зависимости от собственного представления о потенциальной свободе. Совершенно естественно, что в первые пять минут перестройки вся страна была разворована людьми, умевшими действовать, знавшими как действовать, не страдавшими от паралича насильственного привитого инфантилизма. В эти первые минуты перестройки люди системы сомкнулись с людьми антисистемы; преступники идеологические, попиравшие свой народ в течении 70 лет, с преступниками самыми обычными. Они прекрасно понимали друг друга; у них на самом деле был общий язык. То, что сегодня на Западе называется «русская мафия», это fusion, неравномерно друг в друга проникшие два слоя людей, не обессиленных затянувшимся детством и психологией массового иждивенчества, нарастившие себе в последние годы приличные мускулы, отрастившие когти и обросшие шерстью. Сумятица общей картины так же результат деления на взрослых и детей: наглого продвижения одних и паники никогда не действовавших и привыкших к молчанию других. Последних больше никто не нянчит; и никто не запугивает. И им разрешили говорить. И в то
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
