948 г., у западного колодца Стромболи в 1960 г., возле центрального жерла Этны в 1964 г. и снова на Этне, на ее северо-восточном склоне, годом позже. Но самое страшное испытание я пережил утром 30 августа 1976 г. на вершине вулкана Суфриер на острове Гваделупа.
В этот день мы провели больше тринадцати минут под самой яростной бомбардировкой из всех, что выпадали на мою долю. А их было немало – и вулканических, типа этой, и авиационных, когда наши позиции атаковали немецкие пикирующие бомбардировщики, и артиллерийских обстрелов, после одного из которых я на несколько недель угодил в лазарет… В моей теперь уже долгой жизни мне не раз доводилось, вжавшись в землю, часами дожидаться, когда перестанут сыпаться вулканические или авиационные бомбы. И все же ни один из этих эпизодов не показался мне таким бесконечным, как тринадцать минут на Суфриере. Потому что здесь в первый же миг я понял, что надежды нет никакой…
Рухнув плашмя в жидкую грязь, толстым слоем покрывавшую склон, – она-то и не позволила нам убежать от начавшегося извержения – я сказал себе (я действительно отчетливо произнес это вслух): «На сей раз это конец!« Даже самое изощренное воображение не могло подсказать спасительного выхода. На пятачок величиной в два десятка квадратных метров, где мы находились, обрушилась лавина скальных обломков, самый настоящий огненный дождь. Пространство вокруг прочерчивали свистящие траектории. Будь даже у меня сомнения в неизбежности близкого конца, их тут же выбили бы из головы два камня, стукнувшие по шлему; затем два осколка ударили меня по спине, а рядом, буквально в нескольких сантиметрах от поджатых ног, плюхнулась глыба не менее полутонны весом… Следом неслись новые и новые снаряды, столь же огромные и даже крупнее, дикая
В этот день мы провели больше тринадцати минут под самой яростной бомбардировкой из всех, что выпадали на мою долю. А их было немало – и вулканических, типа этой, и авиационных, когда наши позиции атаковали немецкие пикирующие бомбардировщики, и артиллерийских обстрелов, после одного из которых я на несколько недель угодил в лазарет… В моей теперь уже долгой жизни мне не раз доводилось, вжавшись в землю, часами дожидаться, когда перестанут сыпаться вулканические или авиационные бомбы. И все же ни один из этих эпизодов не показался мне таким бесконечным, как тринадцать минут на Суфриере. Потому что здесь в первый же миг я понял, что надежды нет никакой…
Рухнув плашмя в жидкую грязь, толстым слоем покрывавшую склон, – она-то и не позволила нам убежать от начавшегося извержения – я сказал себе (я действительно отчетливо произнес это вслух): «На сей раз это конец!« Даже самое изощренное воображение не могло подсказать спасительного выхода. На пятачок величиной в два десятка квадратных метров, где мы находились, обрушилась лавина скальных обломков, самый настоящий огненный дождь. Пространство вокруг прочерчивали свистящие траектории. Будь даже у меня сомнения в неизбежности близкого конца, их тут же выбили бы из головы два камня, стукнувшие по шлему; затем два осколка ударили меня по спине, а рядом, буквально в нескольких сантиметрах от поджатых ног, плюхнулась глыба не менее полутонны весом… Следом неслись новые и новые снаряды, столь же огромные и даже крупнее, дикая
Навигация с клавиатуры: следующая страница -
или ,
предыдущая -