моется Эльвира!!!" - растерянно попытался уверить себя Марк Абрамыч. В тот самый миг в своей пятой комнате поэт лирик-экстремист О.Бабец разгоряченно метался из угла в угол, словно накануне таки да - съел в районной столовке, нечто уж вовсе непотребное. "Боже, - думал поэт, - ну что она там моет постоянно?!!" - и в голове его сами собой рождались строчки: Упругий бюст ласкает струйка, А я с тоской смотрю в окно... Меня не любишь ты, буржуйка, А мне на это... все равно! - А пошли вы все! - мрачно сказал расстроенный сосед Кузякин и не противопоставляя себя коллективу, тут же сам и пошел. Дверь за не понятым не созревшими массами соседом Кузякиным яростно захлопнулась, но Марку Абрамовичу показалось, что это его герою, столь тщательно воссозданному полетом раскрепощенной авторской фантазии, и уже достигшему Голгофы, вбили первый гвоздь в левую ладонь... - Ах! - сказал Марк Абрамович. - Вы что-то сказали, Марк? - с надеждой спросила мадам Хнюпец. - Нет-нет! - поспешно и испуганно ответил Марк Абрамыч Зомбишвилли, стараясь еще глубже погрузиться в мир, где он, словно сам Господь Бог, мог распоряжаться, если не своей, то хотя бы чужими судьбами. - Очень жаль! - сухо и презрительно фыркн
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
