очему?
Немного покопавшись, гранильщица выяснила, что это табу против мужчин — чисто религиозное. На родине Аарона, где почва бедная, а лето короткое, соседи были готовы поджечь урожай при любом оскорблении — реальном или мнимом. Каждый ребенок служил еще одной парой рук, ибо каждая пара рук была на вес золота. А так как однополая чета не производила на свет детей, то подобная любовь перешла из непрактичной в преступную, означавшую кощунство против бога, который, по мнению Фахарры, был упрям как осел в своем представлении о кощунстве. Да и кто, будучи в здравом уме, поверит, что есть только один бог?
Кощунство каралось огнем.
К несчастью, религиозное воспитание оказалось очень сильным.
— Я был наследником клана, — пожав плечами, объяснил Аарон, — а глава клана правит и своими людьми, и священниками.
Возможно. Но, глядя, как юноша наблюдает за толпами, проходящими мимо ее садика, Фахарра спросила себя: уж не думают ли священники, что спасают его от огня?
От наследника клана к вору. Изрядное падение. И не просто к вору… Там, где другие брели, Аарон танцевал. Где другие падали, он взлетал. Как похлеще опровергнуть отца, чье слово являлось абсолютным законом? Наткнувшись в итоге на ответ, гранильщица обрадовалась. Ее собственный отец был худшей разновидностью лошадиной задницы, и Фахарра ликовала, когда ее умная мать в конце концов развелась с ним. Личный опыт старухи доказывал: один отец может больше испоганить жизнь ребенку, чем все матери, вместе взятые. Фахарра знала, ее теория не лишена предвзятости, но в этом виновен лишь ее отец. Что же сделал отец Аарона, дабы так оттолкнуть от себя сына?
Мать юноши умерла при родах.
Аарон чувствовал, вернее, его заставили почувствовать, что смерть матери на его совести. Уж не это ли
Немного покопавшись, гранильщица выяснила, что это табу против мужчин — чисто религиозное. На родине Аарона, где почва бедная, а лето короткое, соседи были готовы поджечь урожай при любом оскорблении — реальном или мнимом. Каждый ребенок служил еще одной парой рук, ибо каждая пара рук была на вес золота. А так как однополая чета не производила на свет детей, то подобная любовь перешла из непрактичной в преступную, означавшую кощунство против бога, который, по мнению Фахарры, был упрям как осел в своем представлении о кощунстве. Да и кто, будучи в здравом уме, поверит, что есть только один бог?
Кощунство каралось огнем.
К несчастью, религиозное воспитание оказалось очень сильным.
— Я был наследником клана, — пожав плечами, объяснил Аарон, — а глава клана правит и своими людьми, и священниками.
Возможно. Но, глядя, как юноша наблюдает за толпами, проходящими мимо ее садика, Фахарра спросила себя: уж не думают ли священники, что спасают его от огня?
От наследника клана к вору. Изрядное падение. И не просто к вору… Там, где другие брели, Аарон танцевал. Где другие падали, он взлетал. Как похлеще опровергнуть отца, чье слово являлось абсолютным законом? Наткнувшись в итоге на ответ, гранильщица обрадовалась. Ее собственный отец был худшей разновидностью лошадиной задницы, и Фахарра ликовала, когда ее умная мать в конце концов развелась с ним. Личный опыт старухи доказывал: один отец может больше испоганить жизнь ребенку, чем все матери, вместе взятые. Фахарра знала, ее теория не лишена предвзятости, но в этом виновен лишь ее отец. Что же сделал отец Аарона, дабы так оттолкнуть от себя сына?
Мать юноши умерла при родах.
Аарон чувствовал, вернее, его заставили почувствовать, что смерть матери на его совести. Уж не это ли
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
