сего лет семнадцати или восемнадцати. Однако, узнавши, что мне предстоит, я не растерялся и спросил, что сказал на это мой хозяин, и услышал, что он пустил в ход все свое влияние, чтобы спасти меня, а капитан отвечал, что предоставляет на его усмотрение, сойти ли мне на берег, или же оставаться на судне и быть повешенным. Тогда я оставил всякую надежду на помилование. Я не очень был благодарен хозяину за его просьбы обо мне, зная, что он заботится не обо мне, а о себе самом, желая сохранить мое жалованье, около шести долларов 28 в месяц, включая и те деньги, что капитан положил за мое прислуживание лично ему.Узнав, что мой хозяин так добр наружно, я спросил, нельзя ли мне с ним поговорить; мне сказали, что можно, если он сойдет ко мне, но мне нельзя пройти к нему; тогда я попросил сказать хозяину, чтобы он пришел ко мне, и он пришел. Я упал перед ним на колени и просил прощения за все проступки; чуть было уже не сознался в намерении убить его, но благоразумно воздержался от этого. Он сказал, что старался добиться прощения у капитана, но неудачно, и мне остается покориться судьбе; если же ему у мыса Доброй Надежды придется встретиться с каким-нибудь португальским кораблем, то он попросит капитана того корабля подобрать нас.Тогда я попросил отдать мне мою одежду. Он сказал, что боится, что она принесет мне мало пользы, так как не знает, как проживем мы на острове: он слыхал, что обитатели его — каннибалы, или людоеды (хотя это утверждение было безосновательно), и что нам среди них не выжить. Я отвечал, что боюсь не этого, а голодной смерти; а что до каннибалов, то скорей мы их съедим, чем они нас, только бы нам до них добраться, Но меня удручает, — сказал я, — что оружия у нас нет и нечем защищаться, и я прошу дать нам муш
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
