он стал смущенно запинаться, чрезмерно жестикулировать. Наверное, его смущали ничего не выражающие, застывшие лица академиков из первого ряда, которые уставились на него пуговками глаз. За время своего руководства Гулам Гусейнли не раз встречался с такими взглядами. Сколько раз в кабинетах министров, на приемах высокопоставленных чиновников говорил он о невыносимо тяжелом материальном положении Центра, о протекающей крыше, продуваемых сквозняками коридорах, сваленных в кучу и желтеющих бесценных рукописях. Его слушали с такими же непроницаемыми лицами, и он в таком же состоянии, бессознательно по несколько раз повторял одно и то же, запинался, злился на себя за сказанное, нервничал, громким голосом какими-то невнятными словами заканчивал и удрученный выходил из кабинета, сознавая, что снова потерпел поражение. ... Видно, такие взгляды, подобно смердящей смертью вечности, способны своей равнодушной непроницаемостью раздавить и уничтожить все живое. ...Но вице-президент быстро справился с собой и пригласил представителей иностранной компании. На сцене появились несколько растерянные от всей этой шумихи иностранцы. И пока двое из них, молодые люди, одетые по-европейски в пестрые брюки, что-то говорили на своем языке, Гулам Гусейнли разглядел в делегации худощавого юношу с рыжими веснушками на лице, который напомнил ему сотрудника германского посольства, куда несколько месяцев назад Гулам Гусейнли ходил, чтобы получить заказ на издание - инспектора Вайсмана, чье такое же рыжее веснушчатое лицо не выражало ничего, кроме презрения... Посольство занимало нижний этаж здания в центре города. В этом доме с застекленными балконами некогда жил народный поэт, добрый человек, любящий людей. Теперь же его со странной, пугающей аккурат
Навигация с клавиатуры: следующая страница -
или ,
предыдущая -