графиня, стараясь отцепить руку девочки. — Ведь так нельзя… Нехорошо!..Но девочка продолжала отчаянно отбиваться и громко мычать, показывая на рот и бормоча:— Ммм… Нна… Ммм… ммм… ммм.Тогда только все догадались, что она была глухонемая.
IV
В это самое время сверху сошел граф Лев; прибежали Люша с Шурой, и выполз из своей норы Созонт-Философ.Люша, едва сбежав сверху и увидав девочку, бросилась к ней, приговаривая:— Милая!.. Милая!.. Какая славная, хорошая!.. Тут девочка выпустила подол платья графини и уцепилась за Люшу. Она вдруг замычала, забормотала и горько заплакала, припав к груди Люши.Тут графиня бросилась отцеплять девочку от дочери, и все стали ей помогать. Один только Лев стоял в стороне, с презрением глядя на эту суматоху, и недоумевал: «В холеру впускают в дом уличную девчонку, всю в грязи?!»А маленький Шура, радуясь бурной возне, прыгал кругом и, указывая на девочку пальчиком, кричал громче всех:— Чухлашка! Чухлашка! Чухлашка!С помощью Марьи Сергеевны, камеристок и Созонта удалось наконец оторвать эту «чухлашку» от Люши. Все гурьбой повели ее в комнаты.Созонт и Лев не пошли вслед за другими.— Вот! — сказал Лев брату, указывая на удаляющуюся ватагу. — Извольте радоваться, какое благородство — поднять на улице девчонку, из грязи, и, не боясь холерной заразы, привести ее в свою семью! Какой великодушный поступок!Созонт пожал плечами.— Она для них игрушка прежде всего… — сказал он.— Какая игрушка?— Такая. Они просто благодаря ей любуются своим благородным поступком… А ведь любить ближнего по-настоящему, помогать ему — это для человека самое высшее наслаждение, и в этом великая сила…— Ну, это опять из твоей философской чепухи, — прервал Философа Лев и, махнув рукой, хотел выйти из комнаты, но Созонт положил руку
IV
В это самое время сверху сошел граф Лев; прибежали Люша с Шурой, и выполз из своей норы Созонт-Философ.Люша, едва сбежав сверху и увидав девочку, бросилась к ней, приговаривая:— Милая!.. Милая!.. Какая славная, хорошая!.. Тут девочка выпустила подол платья графини и уцепилась за Люшу. Она вдруг замычала, забормотала и горько заплакала, припав к груди Люши.Тут графиня бросилась отцеплять девочку от дочери, и все стали ей помогать. Один только Лев стоял в стороне, с презрением глядя на эту суматоху, и недоумевал: «В холеру впускают в дом уличную девчонку, всю в грязи?!»А маленький Шура, радуясь бурной возне, прыгал кругом и, указывая на девочку пальчиком, кричал громче всех:— Чухлашка! Чухлашка! Чухлашка!С помощью Марьи Сергеевны, камеристок и Созонта удалось наконец оторвать эту «чухлашку» от Люши. Все гурьбой повели ее в комнаты.Созонт и Лев не пошли вслед за другими.— Вот! — сказал Лев брату, указывая на удаляющуюся ватагу. — Извольте радоваться, какое благородство — поднять на улице девчонку, из грязи, и, не боясь холерной заразы, привести ее в свою семью! Какой великодушный поступок!Созонт пожал плечами.— Она для них игрушка прежде всего… — сказал он.— Какая игрушка?— Такая. Они просто благодаря ей любуются своим благородным поступком… А ведь любить ближнего по-настоящему, помогать ему — это для человека самое высшее наслаждение, и в этом великая сила…— Ну, это опять из твоей философской чепухи, — прервал Философа Лев и, махнув рукой, хотел выйти из комнаты, но Созонт положил руку
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
