.
— Пустяки. Сама не понимаю, что со мной случилось. Извините; я вела себя глупо.
— Глупо или нет, но кое-чего вы добились.
— Чего? — спросила я, надевая очки и отбрасывая с лица волосы.
Он молча указал на соседнее место. Оно опустело. Старушка, то ли возмущённая моим недолжным поведением, то ли по каким-то более загадочным причинам, отрясла прах нашего временного жилища со своих ног и убралась вместе со всеми пожитками.
Я невольно улыбнулась. Ободрённый, попутчик продолжал:
— Ваши доводы пошли ей на пользу. — Он указал за окошко, где ветер раздувал юбки пожилой дамы, которая в сопровождении носильщика следовала к лондонской стороне перрона. — Благодаря вам она попадёт в Ипсуич, как собиралась.
— Спасибо, сэр.
— Не за что. А вы, похоже, пережили нервное потрясение, понесли тяжёлую утрату. Нет, не затрудняйтесь объяснять. Осмелюсь предположить, что я вас понимаю. — Он указал на свой траур. — Я слишком хорошо знаком с сокрушительными ударами жестокой судьбы, чтобы не угадать их действия в другом человеке. Но позвольте представиться. Пережитое сейчас испытание сделало нас старыми друзьями. Я — Чарльз Локвуд, из Лондона и Кента.
— Я — Шарлотта Бронте из Йоркшира, дочь преподобного Патрика Бронте.
Вскоре мы уже разговаривали как добрые друзья. Мы обменялись обычными замечаниями, почти неизбежными между попутчиками в те времена: насколько поезд быстрее и удобнее почтовой кареты и какой из этих двух способов передвижения безопаснее; как железные дороги изменили старую Англию; как быстро распространяются новшества и как они разрушают сельскую неповторимость; поговорили даже о том, что жить становится всё труднее.
Вошёл проводник и зажёг лампы.
— Ветреная буд
— Пустяки. Сама не понимаю, что со мной случилось. Извините; я вела себя глупо.
— Глупо или нет, но кое-чего вы добились.
— Чего? — спросила я, надевая очки и отбрасывая с лица волосы.
Он молча указал на соседнее место. Оно опустело. Старушка, то ли возмущённая моим недолжным поведением, то ли по каким-то более загадочным причинам, отрясла прах нашего временного жилища со своих ног и убралась вместе со всеми пожитками.
Я невольно улыбнулась. Ободрённый, попутчик продолжал:
— Ваши доводы пошли ей на пользу. — Он указал за окошко, где ветер раздувал юбки пожилой дамы, которая в сопровождении носильщика следовала к лондонской стороне перрона. — Благодаря вам она попадёт в Ипсуич, как собиралась.
— Спасибо, сэр.
— Не за что. А вы, похоже, пережили нервное потрясение, понесли тяжёлую утрату. Нет, не затрудняйтесь объяснять. Осмелюсь предположить, что я вас понимаю. — Он указал на свой траур. — Я слишком хорошо знаком с сокрушительными ударами жестокой судьбы, чтобы не угадать их действия в другом человеке. Но позвольте представиться. Пережитое сейчас испытание сделало нас старыми друзьями. Я — Чарльз Локвуд, из Лондона и Кента.
— Я — Шарлотта Бронте из Йоркшира, дочь преподобного Патрика Бронте.
Вскоре мы уже разговаривали как добрые друзья. Мы обменялись обычными замечаниями, почти неизбежными между попутчиками в те времена: насколько поезд быстрее и удобнее почтовой кареты и какой из этих двух способов передвижения безопаснее; как железные дороги изменили старую Англию; как быстро распространяются новшества и как они разрушают сельскую неповторимость; поговорили даже о том, что жить становится всё труднее.
Вошёл проводник и зажёг лампы.
— Ветреная буд
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
