выколи глаза,– и останавливается.
Водитель выключает мотор. Слева и справа по обеим сторонам дороги за деревьями виднеются какие-то постройки, вероятно крестьянские дома.
Мужчина слезает с седла, поднимает защитные очки на лоб. Отряхнув с себя пыль, знаком показывает девушке отойти к кустам. Отойти или спрятаться?
Перед ним обшарпанная дверь. Похоже на магазин, но вывески нет. Дверь заперта, и мотоциклист барабанит в потрескавшиеся доски. За дверью слышится шорох, но никто не появляется. Тогда он идет вокруг дома.
Девушка стоит, скрытая кустом, совсем близко. Только она видит его маневр.
Сдвинув платок с головы на шею, она наблюдает. Вот приоткрылось окно в доме на противоположной стороне. Но оттуда можно увидеть только одинокий мотоцикл, стоящий посредине дороги.
Окно захлопывается. Девушка за кустом продолжает терпеливо наблюдать. Она ждет.
В доме на кухне, на грубо выструганном столе, мигает подслеповатая лампочка. Вокруг язычка пламени танцуют ночные бабочки. Танцуют и падают либо в огонь, либо в тарелку на столе.
На тарелке ломоть сала, возле него разрезанная пополам луковица.
Давид Шайго по-крестьянски, с ножа, ест сало.
– Завтра, значит… в селе престольный праздник. Ну, я им покажу… Покажу.
Шайго пьян в стельку. У него дрожащие руки, блуждающий взор.
Женский голос, старушечий, жалобный, как у больной, спрашивает:
– Давид, там у тебя кто-то есть?
Мотоциклист, наклонившись, тихо шепчет что-то Давиду на ухо.
– Что? Кто? – переспрашивает тот. Гость все так же тихо повторяет.
– Что ей надо? Завтра я приду сам. Опять шепот мотоциклиста. Но можно расслышать слова:
– Приехала просить, чтобы ты не приходил! Ты должен понять, наконец…
Давид Шайго поднимается со стула – в одной руке у него кусок сала, в другой нож с длинным
Водитель выключает мотор. Слева и справа по обеим сторонам дороги за деревьями виднеются какие-то постройки, вероятно крестьянские дома.
Мужчина слезает с седла, поднимает защитные очки на лоб. Отряхнув с себя пыль, знаком показывает девушке отойти к кустам. Отойти или спрятаться?
Перед ним обшарпанная дверь. Похоже на магазин, но вывески нет. Дверь заперта, и мотоциклист барабанит в потрескавшиеся доски. За дверью слышится шорох, но никто не появляется. Тогда он идет вокруг дома.
Девушка стоит, скрытая кустом, совсем близко. Только она видит его маневр.
Сдвинув платок с головы на шею, она наблюдает. Вот приоткрылось окно в доме на противоположной стороне. Но оттуда можно увидеть только одинокий мотоцикл, стоящий посредине дороги.
Окно захлопывается. Девушка за кустом продолжает терпеливо наблюдать. Она ждет.
В доме на кухне, на грубо выструганном столе, мигает подслеповатая лампочка. Вокруг язычка пламени танцуют ночные бабочки. Танцуют и падают либо в огонь, либо в тарелку на столе.
На тарелке ломоть сала, возле него разрезанная пополам луковица.
Давид Шайго по-крестьянски, с ножа, ест сало.
– Завтра, значит… в селе престольный праздник. Ну, я им покажу… Покажу.
Шайго пьян в стельку. У него дрожащие руки, блуждающий взор.
Женский голос, старушечий, жалобный, как у больной, спрашивает:
– Давид, там у тебя кто-то есть?
Мотоциклист, наклонившись, тихо шепчет что-то Давиду на ухо.
– Что? Кто? – переспрашивает тот. Гость все так же тихо повторяет.
– Что ей надо? Завтра я приду сам. Опять шепот мотоциклиста. Но можно расслышать слова:
– Приехала просить, чтобы ты не приходил! Ты должен понять, наконец…
Давид Шайго поднимается со стула – в одной руке у него кусок сала, в другой нож с длинным
Навигация с клавиатуры: следующая страница -
или ,
предыдущая -