ровати и прижимает ладони к глазам, трет лоб. «Что, Дагни, гости пожаловали?» — говорит он. Подходит к окну, на треть заметенному снегом, и стирает со стекла морозные узоры. «Плохая ночь, Дагни».
Над фьордом светит ярко-желтая луна — пурга, что мела три дня подряд, резко стихла, словно на небесах завернули вентиль брандспойта. С той стороны окна возникает лицо — прозрачное, будто вырубленное изо льда. Собака в два прыжка пересекает комнату, упирается в подоконник лапами и оглушительно лает. «Спокойно, Дагни, стекло расколотишь!» Ночной призрак исчезает, теперь в окне отражается худощавое и скуластое лицо хозяина, Виктора Ларсена. Здесь, в Норвегии, его обычно зовут именем Торвик — те, кто знает. Кто не знает, кличут его Томасом — во всяком случае, в водительских правах он именуется Томасом Стоккеландом. Длинные, до плеч, светлые волосы, узкий сломанный нос с нервно расширенными ноздрями, тонкогубый рот, бледный и широкий, словно поперек лица грубо черкнули ножом. И глаза разного цвета — правый зеленый, левый голубой. Усы и борода каштанового цвета.
Виктор хватает собаку за ошейник и стаскивает ее на пол. Уши ее не собачьи, а свиные, бледно-палевые, пришитые большими аккуратными стежками. Собака утыкается хозяину носом под мышку, в ней не меньше метра в холке. «Спокойно, собака, спокойно, — говорит Ларсен. — Сейчас пошлем птиц, посмотрим, кто пришел. Не думаю, что сегодня будет хуже, чем год назад. Хуже просто не бывает».
Он разворачивается и идет к вешалке в углу, растирая грудь в области сердца. Сильно хромает, левая нога его издает стук — не деревянный, а пластиковый. Обувается, надевает полушубок из бурого меха росомахи, насаживает на лоб прибор ночного видения, натягивает волчью
Над фьордом светит ярко-желтая луна — пурга, что мела три дня подряд, резко стихла, словно на небесах завернули вентиль брандспойта. С той стороны окна возникает лицо — прозрачное, будто вырубленное изо льда. Собака в два прыжка пересекает комнату, упирается в подоконник лапами и оглушительно лает. «Спокойно, Дагни, стекло расколотишь!» Ночной призрак исчезает, теперь в окне отражается худощавое и скуластое лицо хозяина, Виктора Ларсена. Здесь, в Норвегии, его обычно зовут именем Торвик — те, кто знает. Кто не знает, кличут его Томасом — во всяком случае, в водительских правах он именуется Томасом Стоккеландом. Длинные, до плеч, светлые волосы, узкий сломанный нос с нервно расширенными ноздрями, тонкогубый рот, бледный и широкий, словно поперек лица грубо черкнули ножом. И глаза разного цвета — правый зеленый, левый голубой. Усы и борода каштанового цвета.
Виктор хватает собаку за ошейник и стаскивает ее на пол. Уши ее не собачьи, а свиные, бледно-палевые, пришитые большими аккуратными стежками. Собака утыкается хозяину носом под мышку, в ней не меньше метра в холке. «Спокойно, собака, спокойно, — говорит Ларсен. — Сейчас пошлем птиц, посмотрим, кто пришел. Не думаю, что сегодня будет хуже, чем год назад. Хуже просто не бывает».
Он разворачивается и идет к вешалке в углу, растирая грудь в области сердца. Сильно хромает, левая нога его издает стук — не деревянный, а пластиковый. Обувается, надевает полушубок из бурого меха росомахи, насаживает на лоб прибор ночного видения, натягивает волчью
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
