улицей. А еще Сергею ужасно хотелось кофе, хотелось с самого утра, когда он, опаздывая, вылетел из квартиры, держа в зубах портфель и на ходу засовывая руки в рукава куртки. И хотелось не той бурды, непостижимым образом образующейся в кофейных автоматах, изобретенных, по-видимому в тайных лабораториях ордена ненавистников кофе, а именно настоящего ароматного кофе, из настоящих отборных зерен, в настоящей медной турке. В идеале, конечно, приготовленном на раскаленном песке, ну да бог с ним, со скидкой на урбанизацию пойдет и газовая плита. Но только не ту, маленькую кофейную чашечку, принятую в комфортной Европе и на жарком Востоке, незнакомыми с российской промозглостью, а настоящую большую тяжелую горячую кружку. Сергей даже почувствовал запах кофе, помотал головой, отгоняя наваждение, и ускорил шаги.
Он прошел по скользкой тропинке мимо вытянувшегося вдоль дороги ряда разнокалиберных гаражей-ракушек с облезающей краской, мимо неторопливо сгребающего слякоть с тротуара дворника в оранжевой не по размеру накидке, подошел, увернувшись от забравшегося в неурочное время во двор мусоровоза к подъезду, и увидел Ганю.
Это было как картинка из прошлого — за прошедшие двадцать лет Ганя совершенно не изменился. Он стоял у подъезда — огромный, нескладный, в длинном брезентовом плаще, лысый как биллиардный шар, с оттопыренными как лопухи ушами, в круглых очках на веревочке и с улыбкой до ушей. У его ноги стоял необъятный перевязанный ремнями коричневый чемодан, той самой угловатой советской конструкции с откидывающимися щелкающими замками. Трудно представить более немосковский персонаж, фигуру, более несоответствующую представлению о том, как должен выглядеть человек, волею судеб оказавшийся на улицах столицы, один
Он прошел по скользкой тропинке мимо вытянувшегося вдоль дороги ряда разнокалиберных гаражей-ракушек с облезающей краской, мимо неторопливо сгребающего слякоть с тротуара дворника в оранжевой не по размеру накидке, подошел, увернувшись от забравшегося в неурочное время во двор мусоровоза к подъезду, и увидел Ганю.
Это было как картинка из прошлого — за прошедшие двадцать лет Ганя совершенно не изменился. Он стоял у подъезда — огромный, нескладный, в длинном брезентовом плаще, лысый как биллиардный шар, с оттопыренными как лопухи ушами, в круглых очках на веревочке и с улыбкой до ушей. У его ноги стоял необъятный перевязанный ремнями коричневый чемодан, той самой угловатой советской конструкции с откидывающимися щелкающими замками. Трудно представить более немосковский персонаж, фигуру, более несоответствующую представлению о том, как должен выглядеть человек, волею судеб оказавшийся на улицах столицы, один
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
