крепкую рукоять из полированного ореха. Кукан разговаривает за меня, если даже моему языку потребно превзойти дозволенье вольно говорить с рыцарями да знатью: его башка уже на пике, коли на нее обрушится гнев глупцов и зануд. Тончайшее мое искусство часто канет в оке его предмета.
— Да, это будет сущая умора, Кутырь. Образ прямо-таки иронический — голубушка Пискля насадит тебя, к примеру, на вертел и давай над огнем вращать, а с обоих концов у тебя по яблоку, для цвету. Хотя, должен сказать, сала тут натечет столько, что, глядишь, весь замок спалим. А пока не сгорит, будем хохотать.
Я увернулся от метко запущенной рыбины и одарил Кутырь улыбкой — спасибо, что не нож кинула. Чудесная она женщина, хоть велика объемами и скора на расправу.
— Засим откланяюсь — мне еще слюнявого межеумка искать, коль нам готовиться к вечернему представленью.
Покои Корделии располагались в Северной башне, а скорее всего дойти туда можно лишь по внешней стене. Проходя над заставой главных ворот, я услышал окрик прыщавого йомена:
— Здрав будь, граф Глостер!
Под нами на подъемный мост вступили седобрадый Глостер и его свита.
— Привет и тебе, Эдмунд, выблядок окаянный! — крикнул я через парапет.
Йомен похлопал меня по плечу:
— Прошу прощения, любезныйnote 4, но мне говорили, что Эдмунд — он насчет своего внебрачия очень чувствительный.
— А то, йомен, — рек я. — Нужды нет тыкать и насмехаться, и без того ясно, где у этого мудня почесуха, — на роже все написано. — Я подскочил к парапету и помахал Куканом байстрюку; он же попытался вырвать лук и колчан у рыцаря, ехавшего рядом. — Прохвост ты и блядин сын! — сообщил ему я. — Свежая говеха, с вонью выпавшая из рябого дупла шмары с заячьей губой!
Граф Глостер поднял голову и нахмурился мне, проезжая по
— Да, это будет сущая умора, Кутырь. Образ прямо-таки иронический — голубушка Пискля насадит тебя, к примеру, на вертел и давай над огнем вращать, а с обоих концов у тебя по яблоку, для цвету. Хотя, должен сказать, сала тут натечет столько, что, глядишь, весь замок спалим. А пока не сгорит, будем хохотать.
Я увернулся от метко запущенной рыбины и одарил Кутырь улыбкой — спасибо, что не нож кинула. Чудесная она женщина, хоть велика объемами и скора на расправу.
— Засим откланяюсь — мне еще слюнявого межеумка искать, коль нам готовиться к вечернему представленью.
Покои Корделии располагались в Северной башне, а скорее всего дойти туда можно лишь по внешней стене. Проходя над заставой главных ворот, я услышал окрик прыщавого йомена:
— Здрав будь, граф Глостер!
Под нами на подъемный мост вступили седобрадый Глостер и его свита.
— Привет и тебе, Эдмунд, выблядок окаянный! — крикнул я через парапет.
Йомен похлопал меня по плечу:
— Прошу прощения, любезныйnote 4, но мне говорили, что Эдмунд — он насчет своего внебрачия очень чувствительный.
— А то, йомен, — рек я. — Нужды нет тыкать и насмехаться, и без того ясно, где у этого мудня почесуха, — на роже все написано. — Я подскочил к парапету и помахал Куканом байстрюку; он же попытался вырвать лук и колчан у рыцаря, ехавшего рядом. — Прохвост ты и блядин сын! — сообщил ему я. — Свежая говеха, с вонью выпавшая из рябого дупла шмары с заячьей губой!
Граф Глостер поднял голову и нахмурился мне, проезжая по
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
