чивости и молчании.
ДРУЗЬЯ
Михаил Михайлыч Вишневский, генерал-лейтенант и бывший командир корпуса, ныне обитающий над Капой, проходил однажды в потертом летнем пальто по переулку — шагом правильным, крепко неся негнущееся тело — с лицом чисто выбритым, седыми подстриженными усами: они сделали бы честь любому маршалу. Но глаза Михаила Михайлыча были слишком русские — оттого, может быть, и разнствовала его судьба с маршальской: он собирал объявления для газетки.
На углу своей улицы неожиданно наткнулся он на трех мальчишек — двое с азартом наскакивали на третьего, черноглазого, отступавшего к забору. Он пытался отбиваться, но дело его было плохо: вихрастый враг с рыжими веснушками уже дал по уху, глаза его готовы были налиться слезами и предстояло бегство — с потерей обозов и коммуникаций.
Тут-то, однако, и появилась из-за угла крупная фигура генерала, спокойная и, как судьба, неотвратимая. Она разрезала пространство. Слева, у забора, оказался Рафа, справа веснушчатый враг и другой, худенький, черный, в школьническом берете.
— Колоннами и массами, — сказал генерал. — Прекратить б… тут он прибавил сильное военное слово.
Французы слова не поняли, но отскочили. Рафа тоже не понял, но почувствовал, что подошла подмога. И ослабев, заплакал.
— Мсье… мсье… они всегда ко мне пристают… паршивые. Генерал всмотрелся в него.
— Ты где живешь? Рафа сквозь слезы назвал.
— Ну, нечего нюнить, идем. И, взяв его за руку, зашагал.
— Они… всегда дразнятся… — бормотал Рафа, припадая к старческой руке и чувствуя себя под защитой от генералова пальто пахло табаком — этот мужественный запах был Рафе приятен. Обернувшись, он погрозил
ДРУЗЬЯ
Михаил Михайлыч Вишневский, генерал-лейтенант и бывший командир корпуса, ныне обитающий над Капой, проходил однажды в потертом летнем пальто по переулку — шагом правильным, крепко неся негнущееся тело — с лицом чисто выбритым, седыми подстриженными усами: они сделали бы честь любому маршалу. Но глаза Михаила Михайлыча были слишком русские — оттого, может быть, и разнствовала его судьба с маршальской: он собирал объявления для газетки.
На углу своей улицы неожиданно наткнулся он на трех мальчишек — двое с азартом наскакивали на третьего, черноглазого, отступавшего к забору. Он пытался отбиваться, но дело его было плохо: вихрастый враг с рыжими веснушками уже дал по уху, глаза его готовы были налиться слезами и предстояло бегство — с потерей обозов и коммуникаций.
Тут-то, однако, и появилась из-за угла крупная фигура генерала, спокойная и, как судьба, неотвратимая. Она разрезала пространство. Слева, у забора, оказался Рафа, справа веснушчатый враг и другой, худенький, черный, в школьническом берете.
— Колоннами и массами, — сказал генерал. — Прекратить б… тут он прибавил сильное военное слово.
Французы слова не поняли, но отскочили. Рафа тоже не понял, но почувствовал, что подошла подмога. И ослабев, заплакал.
— Мсье… мсье… они всегда ко мне пристают… паршивые. Генерал всмотрелся в него.
— Ты где живешь? Рафа сквозь слезы назвал.
— Ну, нечего нюнить, идем. И, взяв его за руку, зашагал.
— Они… всегда дразнятся… — бормотал Рафа, припадая к старческой руке и чувствуя себя под защитой от генералова пальто пахло табаком — этот мужественный запах был Рафе приятен. Обернувшись, он погрозил
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
