подвода. Никак не могу…— Да подожди же, Дашок… Как же так? Не успел носа показать, а ты удираешь…Он ринулся к ней и сгреб со всего размаху. А она с ласковой настойчивостью опять освободилась.— Да скажи мне, Дашок, что это значит…— А я — в женотделе, Глеб.— Как в женотделе? А Нюрка?.. Где же дочка?— Нюрка — в детдоме. Иди отдыхай. Мне ни минуты нельзя… Разговор у нас будет потом… Сам понимаешь: партдисциплина.И побежала быстрыми шагами. Красная повязка упрямо дразнила его до самой стены, звала за собой и смеялась.А потом, у пролома, Даша оглянулась, помахала ему рукой и сверкнула зубами.Глеб подбежал к заборчику и крикнул:— Дашок! А Нюрочка-то как же? Должно быть, большая… Я забегу к ней. В каком это доме?— Нет, нет, не смей! Вместе сходим. А пока отдохни.Глеб стоял на крылечке и, пораженный, смотрел на уходящую Дашу: никак не мог понять, что случилось.Три года провел в громе гражданской войны. Эти три года горел он в вихре грозных событий… А как прожила эти годы Даша?Вот он пришел к своему гнезду, откуда бежал когда-то в безлюдную ночь. Вот опять тот завод, где он гарью и маслом пропитался еще маленьким шкетом. А гнездо — пусто, и Даша встретила не так, как он мечтал.Он присел на ступеньку крыльца и сразу почувствовал, что очень устал. И не оттого устал, что прошел четыре версты от вокзала, а устал от этих трех лет и от этой странной встречи с Дашей.Почему эта необычная тишина? Почему стрекочет воздух и куриный шелест ползет по Уютной Колонии?Не корпуса, а тающие льдины, и трубы голубеют стеклянными цилиндрами. На их вершинах уже нет копоти: сдули их горные ветры, а на одной из труб стрела громоотвода вырвана с корнем — бурей? человеческими руками?Здесь никогда не пахло навозом, а вот теперь вместе с травой, ползущей с г
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
