чиво внушал я себе. Ни в коем случае.
Но в моих размышлениях не было убежденности. Я решил порвать с традицией и воздержаться от замечаний в адрес Мэгги насчет ее неряшливости.
В десять минут десятого появились Кристофер и Мэгги.
– Привет, – жизнерадостно сказал Кристофер, вешая свое пальто. – Ну что, проиграл в воскресенье?
– Проиграл, – признал я.
– Повезет в другой раз, – сказала Мэгги, вытряхивая белые лепестки хризантем из чашки на пол.
Я прикусил язык, чтобы не отпустить какой-нибудь колкости. Мэгги взяла вазу и пошла с ней в буфетную, усыпая свой путь лепестками. Потом она вернулась и пронесла вазу над моим столом так, что на нем оказался след из капель пятничного чая. Не говоря худого слова, я взял промокательную бумагу, вытер потеки и, скомкав бумагу, швырнул ее в корзину. Кристофер наблюдал за происходящим с ироническим удовольствием, глаза его весело поблескивали за толстыми стеклами очков.
– И проиграл-то всего голову, да? – осведомился он, беря в руки мяч для крикета и делая вид, что швыряет его в окно.
– Всего голову, – согласился я. – В конце концов, не все ли равно, сколько проиграть, голову или десять корпусов. Проигравший не получает призов.
– Мой дядя поставил на тебя пятерку, – сообщил Крис.
– Мне очень жаль, – сухо отозвался я.
Кристофер развернулся на одной ноге и бросил мяч – тот с грохотом врезался в стену и отскочил, оставив на ней отметину. Заметив, что я нахмурился, Крис расхохотался. К нам он пришел два месяца назад из Кембриджа. Из-за ухудшения зрения он вынужден был расстаться с крикетом, к тому же он завалил выпускные экзамены. Впрочем, он был куда жизнерадостней, чем я, не испытавший подобных ударов судьбы. Мы терпели друг друга, не более того. Я с большим трудом сходился с людьми, и с Кри
Но в моих размышлениях не было убежденности. Я решил порвать с традицией и воздержаться от замечаний в адрес Мэгги насчет ее неряшливости.
В десять минут десятого появились Кристофер и Мэгги.
– Привет, – жизнерадостно сказал Кристофер, вешая свое пальто. – Ну что, проиграл в воскресенье?
– Проиграл, – признал я.
– Повезет в другой раз, – сказала Мэгги, вытряхивая белые лепестки хризантем из чашки на пол.
Я прикусил язык, чтобы не отпустить какой-нибудь колкости. Мэгги взяла вазу и пошла с ней в буфетную, усыпая свой путь лепестками. Потом она вернулась и пронесла вазу над моим столом так, что на нем оказался след из капель пятничного чая. Не говоря худого слова, я взял промокательную бумагу, вытер потеки и, скомкав бумагу, швырнул ее в корзину. Кристофер наблюдал за происходящим с ироническим удовольствием, глаза его весело поблескивали за толстыми стеклами очков.
– И проиграл-то всего голову, да? – осведомился он, беря в руки мяч для крикета и делая вид, что швыряет его в окно.
– Всего голову, – согласился я. – В конце концов, не все ли равно, сколько проиграть, голову или десять корпусов. Проигравший не получает призов.
– Мой дядя поставил на тебя пятерку, – сообщил Крис.
– Мне очень жаль, – сухо отозвался я.
Кристофер развернулся на одной ноге и бросил мяч – тот с грохотом врезался в стену и отскочил, оставив на ней отметину. Заметив, что я нахмурился, Крис расхохотался. К нам он пришел два месяца назад из Кембриджа. Из-за ухудшения зрения он вынужден был расстаться с крикетом, к тому же он завалил выпускные экзамены. Впрочем, он был куда жизнерадостней, чем я, не испытавший подобных ударов судьбы. Мы терпели друг друга, не более того. Я с большим трудом сходился с людьми, и с Кри
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
