и мне досталось. Стал извиняться, тут мы и познакомились.
Глумов. Поздравляю.
Телятев. А сегодня, представь себе, увидал, что я разговаривал с Чебоксаровыми, ухватил меня чуть не за ворот, втащил в сад, спросил бутылку шампанского, потом другую, ну, мы и выпили малым делом. А вот здесь открылся мне, что влюблен в Чебоксарову и желает на ней жениться. Видишь ты, по его делам, – а какие у него дела, сам черт не разберет, – ему именно такую жену нужно; ну, разумеется, просил меня познакомить его с ними.
Глумов. Ах он, эфиоп! Вот потеха-то! Приехал откуда-то из Камчатки и прямо женится на лучшей нашей невесте. Видишь ты, у него дела такие, что ему непременно нужно жениться на ней. Какая простота! Ма-ло ли у кого какие дела! Вот и у меня дела такие, что мне нужно на богатой невесте жениться, да не отдают. Что он такое за птица? Что он делает, по крайней мере?
Телятев. Это уж одному аллаху известно.
Глумов. Объясни мне его слова, манеры, и я тебе сразу скажу, кто он.
Телятев. Нет, пожалуй, и с двух не скажешь. Он дворянин, а разговаривает, как матрос с волжского парохода.
Глумов. Судохозяин, свои пароходы имеет на Волге.
Телятев. Стал расплачиваться за вино, вынул бумажник вот какой (показывает руками), пол-аршина, наверное. Чего там нет! Акции всякие, счеты на разных языках, засаленные письма на серой бумаге, писанные мужицким почерком.
Глумов. Да богат он?
Телятев. Едва ли. Говорит, что есть имение небольшое и тысяч на пятьдесят лесу.
Глумов. Невелико дело. Виноват, он не пароходчик.
Телятев. Он небогат или скуп; заплатил за вино – и сейчас же при мне записал в книжку в расход.
Глумов. Не конторщик ли? А как характером?
Телятев. Прост и наивен, как институтка.
Глумов. Прост и наивен… не шулер ли?
Телятев. Не могу сказать. А
Глумов. Поздравляю.
Телятев. А сегодня, представь себе, увидал, что я разговаривал с Чебоксаровыми, ухватил меня чуть не за ворот, втащил в сад, спросил бутылку шампанского, потом другую, ну, мы и выпили малым делом. А вот здесь открылся мне, что влюблен в Чебоксарову и желает на ней жениться. Видишь ты, по его делам, – а какие у него дела, сам черт не разберет, – ему именно такую жену нужно; ну, разумеется, просил меня познакомить его с ними.
Глумов. Ах он, эфиоп! Вот потеха-то! Приехал откуда-то из Камчатки и прямо женится на лучшей нашей невесте. Видишь ты, у него дела такие, что ему непременно нужно жениться на ней. Какая простота! Ма-ло ли у кого какие дела! Вот и у меня дела такие, что мне нужно на богатой невесте жениться, да не отдают. Что он такое за птица? Что он делает, по крайней мере?
Телятев. Это уж одному аллаху известно.
Глумов. Объясни мне его слова, манеры, и я тебе сразу скажу, кто он.
Телятев. Нет, пожалуй, и с двух не скажешь. Он дворянин, а разговаривает, как матрос с волжского парохода.
Глумов. Судохозяин, свои пароходы имеет на Волге.
Телятев. Стал расплачиваться за вино, вынул бумажник вот какой (показывает руками), пол-аршина, наверное. Чего там нет! Акции всякие, счеты на разных языках, засаленные письма на серой бумаге, писанные мужицким почерком.
Глумов. Да богат он?
Телятев. Едва ли. Говорит, что есть имение небольшое и тысяч на пятьдесят лесу.
Глумов. Невелико дело. Виноват, он не пароходчик.
Телятев. Он небогат или скуп; заплатил за вино – и сейчас же при мне записал в книжку в расход.
Глумов. Не конторщик ли? А как характером?
Телятев. Прост и наивен, как институтка.
Глумов. Прост и наивен… не шулер ли?
Телятев. Не могу сказать. А
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
