л в парламент.
— Ну, это и впрямь легче, — беспечно сказал Гарри. — Держу пари, что лорд в этом графстве большая шишка, поважнее совета. Вернер сидит крепко. Все эти сельские местности, что называется, реакционны. Тут ничего не попишешь, сколько ни ругай аристократов.
— А ругает он их мастерски, — заметил Эштон. — У нас никогда не было такого удачного митинга, как в Баркингтоне, хотя там всегда проходили конституционалисты. Когда он сказал. «Сэр Фрэнсис кичится голубой кровью — так покажем ему, что у нас красная кровь!» — и повел речь о мужестве и свободе, его чуть не вынесли на руках.
— Говорит он хорошо, — пробурчал лорд Солтаун, впервые проявляя интерес к беседе.
И тут заговорил столь же молчаливый Хорн, не отводя задумчивых глаз от пламени в камине.
— Я одного не понимаю, — сказал он. — Почему людей не ругают за то, за что их следует ругать?
— Эге, — насмешливо откликнулся Гарри, — значит, и тебя пробрало?
— Возьмите Вернера, — продолжал Хорн. — Если мы хотим напасть на него, почему не напасть прямо? Зачем присваивать ему романтический титул реакционного аристократа? Кто он такой? Откуда он взялся? Фамилия у него как будто старинная, но что-то я о ней не слышал. К чему говорить о его голубой крови? Да будь она хоть желтая с прозеленью — какое нам дело? Мы знаем одно: прежний владелец земли, Гокер, каким-то образом промотал свои деньги и, наверное, деньги второй жены и продал поместье человеку по фамилии Вернер. На чем же тот разбогател? На керосине? На поставках для армии?
— Не знаю, — сказал Солтаун, задумчиво глядя на Хорна.
— В первый раз слышу, что вы чего-то не знаете! — воскликнул пылкий Гарри.
— И это еще не все, — продолжал Хорн, внезапно обретший дар слова. — Если мы хотим, чтобы деревня голосовала за нас, п
— Ну, это и впрямь легче, — беспечно сказал Гарри. — Держу пари, что лорд в этом графстве большая шишка, поважнее совета. Вернер сидит крепко. Все эти сельские местности, что называется, реакционны. Тут ничего не попишешь, сколько ни ругай аристократов.
— А ругает он их мастерски, — заметил Эштон. — У нас никогда не было такого удачного митинга, как в Баркингтоне, хотя там всегда проходили конституционалисты. Когда он сказал. «Сэр Фрэнсис кичится голубой кровью — так покажем ему, что у нас красная кровь!» — и повел речь о мужестве и свободе, его чуть не вынесли на руках.
— Говорит он хорошо, — пробурчал лорд Солтаун, впервые проявляя интерес к беседе.
И тут заговорил столь же молчаливый Хорн, не отводя задумчивых глаз от пламени в камине.
— Я одного не понимаю, — сказал он. — Почему людей не ругают за то, за что их следует ругать?
— Эге, — насмешливо откликнулся Гарри, — значит, и тебя пробрало?
— Возьмите Вернера, — продолжал Хорн. — Если мы хотим напасть на него, почему не напасть прямо? Зачем присваивать ему романтический титул реакционного аристократа? Кто он такой? Откуда он взялся? Фамилия у него как будто старинная, но что-то я о ней не слышал. К чему говорить о его голубой крови? Да будь она хоть желтая с прозеленью — какое нам дело? Мы знаем одно: прежний владелец земли, Гокер, каким-то образом промотал свои деньги и, наверное, деньги второй жены и продал поместье человеку по фамилии Вернер. На чем же тот разбогател? На керосине? На поставках для армии?
— Не знаю, — сказал Солтаун, задумчиво глядя на Хорна.
— В первый раз слышу, что вы чего-то не знаете! — воскликнул пылкий Гарри.
— И это еще не все, — продолжал Хорн, внезапно обретший дар слова. — Если мы хотим, чтобы деревня голосовала за нас, п
Навигация с клавиатуры: следующая страница - или ,
предыдущая -
